– Чертово семя! Зад Вельзевула! – в гневе рявкнул молодой герцог. – Клянусь когтями нечистого, что вы наделали, Уорвик? Лучший утрехтский бархат, последний фасон, эту шляпу сделал для меня фламандец Ван Гуден…
– Успокойся, Джорджи, – поморщился Делатель Королей. – Я отдал тебе свои мидлхемские владения вместе с замком. Неужели после этого ты будешь считаться со мной из-за какой-то шляпы? Это уже мелочность.
– Мелочность?! Складки были скреплены брошью с арабским алмазом ценой в двадцать марок!
– Ну, в прошлый раз, дорогой зятек, ты, кажется, говорил, что она стоит пятнадцать марок. Это неважно, но все-таки стоит приказать, чтобы алмаз отыскали и вернули тебе.
– Господи милостивый! Неужели вы думаете, что я прикоснусь к нему после того, как его вываляли в медвежьем дерьме и собачьих потрохах? Проклятый зверь! Ну, погоди же! Битва еще не окончена.
Стремительно подавшись вперед, Джордж сделал знак медвежатнику.
Тотчас раздался лязг поднимаемой решетки, и на залитую кровью арену выскочили два черных датских дога. Их спины и животы были защищены кольчужными попонами, отливавшими серебром на темной шерсти.
Зрители, увидев, что представление не окончено, сначала оживленно загалдели, а затем притихли. Было что-то жуткое в том, как беззвучно и легко, словно танцуя, кружили эти твари вокруг израненного медведя, держась от него на безопасном расстоянии. Без единой светлой отметины, с разверстыми страшными пастями и острыми стоячими ушами, они походили на тени, явившиеся из ада. Глядя на них, медведь поднялся, рванул вдруг цепь так, что, казалось, она не выдержит, и издал полный отчаяния и ярости рык такой мощи, что у зрителей заложило уши.
Толпа, предвкушая необычное зрелище, загалдела. Джордж Кларенс засмеялся.
– Это превосходные псы с континента, специально натасканные на медведя.
Уорвик косо взглянул на него.
– Это нечестно, Джорджи, медведь и так уже вымотался. Он ранен, к тому же первую схватку он выиграл.
Неистовый рев заглушил его слова.
Оба дога одновременно бросились на зверя. Тот упал, и на миг все они сплелись в один клубок. Толпа взвыла.
– Ату! Ату его! – кричал Кларенс. – Ставлю двадцать марок, что они разорвут его, как котенка.
Уорвик молчал, лишь горькая складка залегла у его рта. Неожиданно Джордж умолк. Оба дога отпрянули в сторону, а медведь, раскачиваясь, встал. Шерсть его слиплась от крови, одного глаза не было, и кровь заливала уцелевший. Медведь мотал головой, не понимая, отчего стал плохо видеть. Псы казались невредимыми. Описав полукруг, они молча, как два призрака, вновь кинулись на свою жертву.
Зверь взревел. Один из псов вцепился ему в глотку, второй рвал живот. Кровь, вонь, рев, визг, вопль толпы смешались в невообразимом зрелище. Последним отчаянным напряжением сил медведь рванул повисшую на его горле собаку. Брызнула кровь, посыпались звенья лопнувшей кольчуги. Огромный дог, разодранный почти пополам, конвульсивно дергаясь, откатился в сторону, а в это время медведь всем телом рухнул на второго, который разрывал его кишки.
Толпа невольно затихла, а затем изо всех глоток вырвался крик. Невероятным усилием полумертвый гигант сумел нанести свой последний удар. Все видели, как взметнулась страшная когтистая лапа, и после этого было слышно лишь удовлетворенное, затихающее урчание зверя да жалобный визг собаки, отползавшей, перебирая передними лапами. Задние лапы бессильно волочились за ней – у дога был перебит хребет. Однако и медведь больше не поднялся. Уронив окровавленную голову на песок, он несколько раз судорожно дернулся и затих.
На какой-то миг повисла гнетущая тишина, а затем толпа взорвалась громкими криками. Те, что ставили на медведя, отказывались отдавать проигранное, так как две последние собаки не были предусмотрены, к тому же и победителя как такового не было. Их противники требовали отдать деньги. Началась драка. На арену выбежали два мясника и принялись разделывать еще теплую медвежью тушу, скользя на внутренностях животных и падая. Кого-то с верхнего яруса шумно рвало.