Король пребывал в отчаянии. Англия же, раздираемая смутами, ждала Уорвика. Люди не забыли о годах относительного благополучия, когда он правил при молодом монархе, и все чаще связывали свои надежды на лучшую жизнь с Ричардом Невилем. Королевство замерло в ожидании высадки. Именно в это время младший брат короля Ричард Глостер нашептал Эдуарду, как наконец остановить Медведя.
Все знали, что Уорвик боготворит свою младшую дочь Анну. И Глостер посоветовал королю сделать ее заложницей и припугнуть Делателя Королей расправой над ней, дабы тот смирился. Если же Уорвик явится к Эдуарду с повинной, ему и Анне окажут всяческие почести, а юная девушка станет женой герцога Глостера.
Какие планы вынашивал брат короля, никто не знал. Он был загадочен и непостижим, этот калека с лицом падшего ангела, глазами цвета ночи и изувеченным телом. Его боялись и не понимали, хотя все, что он делал, казалось, шло лишь на благо королевству. И Эдуард согласился. Страшное письмо, составленное вопреки всем канонам рыцарской чести, было отправлено Уорвику во Францию. Если бы его содержание стало известно в Англии, ни один рыцарь, носящий цепь и шпоры, не поднял бы свой меч в защиту короля, опустившегося до шантажа. Письмо поручили доставить тайному гонцу, рыцарю Филипу Майсгрейву, считавшемуся лучшим воином Англии. Человек чести, верный вассал своего государя, он не ведал, что за послание везет.
Однако судьба распорядилась по-своему. Никто не мог предположить, что Анна Невиль, эта своенравная и дерзкая дочь Уорвика, разрушит все планы Эдуарда Йорка и его горбатого брата и, переодевшись мальчишкой, покинет свое узилище. Более того, волею случая ее спутником стал именно тот человек, кого король избрал своим тайным гонцом, и в Париж к Уорвику они прибыли почти одновременно.
Узнав об этом, Эдуард Йорк на глазах у придворных потерял сознание. Когда же его после продолжительного обморока наконец привели в чувство, король велел всем убираться вон и надолго заперся в своей молельне в Вестминстерском аббатстве. Он не желал никого видеть. Он отказывался принимать жену, гнал от себя приближенных, выдворял советников и парламентеров. На его рабочем столе скопилась груда писем и грамот, и даже послания союзного герцога Бургундского Эдуард отшвыривал прочь.
Когда королю сообщали о прибытии гонца, он вздрагивал:
– Что?.. В стране мятеж? Уорвик высадился в Англии? Идут за мной?
И лишь однажды за все время он вышел из транса. Это случилось, когда с севера прибыл его брат, Ричард Глостер, и принялся уговаривать Эдуарда взять себя в руки. Он рассказал, что направил всем европейским дворам послания с уведомлением о том, что мятежный вассал Уорвик распространяет слухи, порочащие честь Эдуарда Йорка, которые на самом деле являются чистейшей ложью и клеветой. Сам Ричард в дни полнейшей апатии короля повел себя как истинный государственный муж. Он навел порядок на англо-шотландской границе, заложив свои драгоценности, расплатился с наемниками, усилил береговую охрану. Казалось бы, Эдуард должен молить Бога, пославшего ему такого брата, но тот со все большей ненавистью смотрел на этого хромого, горбатого калеку с ниспадающими вдоль щек волосами цвета воронова крыла. Когда же Ричард попросил его подписать какие-то петиции, король неожиданно пришел в ярость и, схватив герцога за ворот, вышвырнул его вон, дав ему такого пинка, что Ричард лишь чудом не расшибся, скатившись с лестницы.
– Вон! – ревел вдогонку ему Эдуард. – Сгинь с моих очей, мерзкий паук с душой сатаны! И благодари Бога и Его Пречистую Матерь, что я не приказал бросить тебя в один из каменных мешков Тауэра!
Впрочем, все изменилось, едва только в Лондон вернулся тайный посол Эдуарда к Уорвику. Когда королю сообщили, что сэр Филип Майсгрейв ожидает его распоряжений в приемной, Эдуард, словно не расслышав, несколько раз переспросил и наконец, изменившись в лице, велел впустить к себе рыцаря.
О чем они говорили, никто не ведал. Утомленные придворные толпились в длинном полутемном зале с высокими готическими окнами. Под сводами в чашах светильников, подвешенных на цепях, металось пламя. Часы на башне Вестминстера гулко пробили семь раз. Король беседовал с Майсгрейвом уже более пяти часов.
В зал вступила королева Элизабет, окруженная многочисленной родней, которую Эдуард возвысил в противовес древним родам Бофоров, Невилей, Стаффордов и прочих, косо поглядывавших на нового короля. По залу волной прокатился шепот. Еще не забылись слухи о том, что до своего брака с королем Элизабет Грей была невестой рыцаря Майсгрейва, воина с англо-шотландской границы. И действительно, королева взволнованно глядела на узкую двустворчатую дверь, за которой так надолго уединились ее муж и бывший возлюбленный. Элизабет была на пятом месяце, но носила свое бремя на удивление легко, и положение королевы почти не отразилось на ее прекрасном облике.