Далее выступил местный практикующий врач, которого вызвали, чтобы он освидетельствовал доставленное в Грандж тело. По его мнению, господин Боуринг получил лишь незначительные травмы, когда его автомобиль врезался в скалу. Он больше пострадал от шока, чем от столкновения, и через пару дней полностью бы оправился. Другое дело – револьверная пуля. Ствол пистолета так близко приставили к голове жертвы, что выстрел опалил волосы. Смерть была мгновенной, пуля прошла сквозь череп и улетела в сторону пустошей. Ее вряд ли теперь найдешь. Так что в этом направлении разгадку преступления искать бессмысленно.
Следующей выступила миссис Крент. Она рассказала о том, что вместе с Боурингом приехала из Африки и до сих пор служит экономкой и медсестрой при его сыне, не способном жить самостоятельно. Насколько она знала, у убитого не было врагов и он никого не опасался. Он покинул Грандж в приподнятом настроении, уехав на праздник в имение сэра Тревика. Таким образом, миссис Крент больше других была шокирована тем, что домой привезли мертвое тело.
Сэр Ганнибал Тревик подтвердил, что знал Джона Боуринга еще со времен путешествий по Африке. Он не согласился с госпожой Крент в том, что у покойного не было врагов, хотя не сумел указать ни на одного из них, кого подозревал бы в убийстве. Боуринг побродил по ярмарке и уехал в хорошем расположении духа, собираясь перезвонить ему, сэру Тревику, на следующий день. Насколько было известно баронету, его давний знакомый не думал о скорой смерти, и потому он, сэр Тревик, вынужден заверить следователей, что не способен пролить свет на эту загадочную трагедию. Затем, пожалев в очередной раз о потере столь щедрого арендатора, аристократ передал слово следующему свидетелю.
До сих пор никто не мог сформулировать разумной версии о причинах убийства Боуринга, никто даже не предполагал, кем мог быть этот таинственный, жестокий убийца. Зрителям стало скучно, так как им излагали то, что все они и без того знали. Однако все присутствующие оживились, когда вызвали мисс Уорри. Все хотели услышать правду о пророчестве гувернантки. Если говорить честно, то ради этого туда и пришла основная часть слушателей.
Софи заявила, что незадолго до смерти пострадавший зашел в ее Шатер тайн, настроенный абсолютно скептически. Он бросил ей вызов и потребовал доказать, что в ее болтовне есть хоть капля истины. Она осмотрела ладонь господина Боуринга и заглянула в магический кристалл. Вдаваться в детали мисс Уорри отказалась, потому что непосвященные все равно не поняли бы ее. Да, она нагадала, что господин Боуринг умрет, прежде чем доберется до дома. Это пророчество – Софи называла его именно так – она записала на листе бумаги и, запечатав в конверт, передала господину Боурингу. После его смерти конверт вскрыла мисс Стреттон, и тогда сила магического искусства стала очевидной. Многие из жюри присяжных слушали мисс Уорри с глубоким благоговением, готовые принять ее едва ли не в качестве второго Нострадамуса.
– Вы же не думаете, что мы сочтем за истину этот фокус-покус? – раздраженно выпалил следователь.
– Да, я не ожидала, что вы мне поверите, – совершенно спокойно заметила Софи.
– Было ли что-то, что заставило вас прийти к выводу, будто на обратном пути господин Боуринг попадет в аварию? – уточнил коронер.
Предсказательница засомневалась.
– Все дело в Мертвой голове, – наконец промолвила она. – Он, несомненно, боялся Мертвой головы.
Глава 4. Последняя воля
Когда мисс Уорри с видом опытной актрисы произнесла слова: «Он, несомненно, боялся Мертвой головы», – наступило красноречивое молчание. Что она имела в виду, не знал никто, а коронер тем более. Но Дерика вздрогнула, так как ей неожиданно пришла на память одна вещь. Сэр Ганнибал моментально уставился в пол, словно ничего не заметил, а Софи тут же бросила на свою подопечную долгий, пронзительный взгляд.
На мгновение их глаза встретились, и мисс Тревик тоже опустила голову. Всю эту пантомиму уловила миссис Крент, которая внимательно следила и за отцом, и за дочерью.
– Что вы имели в виду под этой фразой? – озадаченно поинтересовался у гувернантки следователь.
– Это легко объяснить, – кивнула она, впервые в жизни оказавшись объектом восхищения возбужденной толпы, считавшей ее чуть ли не пророчицей. В мертвой тишине Софи отчетливо произнесла: – Я имею в виду череп в моем шатре.