– Тогда меня арестует полиция.
– Тем лучше: в тюрьме вы будете в безопасности. Ну, сэр Ганнибал, – нетерпеливо добавила она, – выбирайте: Лондон или суд Линча? Вы едете?
Аристократ на несколько секунд замешкался, но решение ему помог принять камень, который влетел в дом, разбив стекло одного из окон.
– Я еду, – поспешно сказал он. – Подгоняйте коляску к тому месту, где мы познакомились.
– На проселочной дороге через пять минут, – моментально отреагировала девушка. – И не задерживайтесь, чтобы написать записку дочери. Я потом вернусь к ней и все объясню. Бегите к черному входу, а я поговорю с этими подонками.
Лишь в этот миг сэра Тревика осенило, что ему нужно во всем слушаться Энн. Позорное бегство, несомненно, уязвляло его гордость, но давало шанс, оказавшись под защитой закона, доказать свою невиновность. Баронет поспешно поцеловал невесту и, надев пальто и шляпу, быстро зашагал в заднюю часть дома, где шептались испуганные слуги. Кивок, несколько успокаивающих слов, и он выскочил на проселочную дорогу, где уже стояла коляска. В любую секунду сэр Тревик ожидал услышать из дома звон бьющегося стекла или увидеть, как дикая толпа выворачивает из-за угла, чтобы убить его. Он ждал, наверное, минут пятнадцать.
Однако Энн Стреттон оказалась на высоте. Она смело ступила на террасу через разбитое окно и посмотрела на группу смутьянов. Те уставились на нее в изумлении. Многие заорали, требуя, чтобы к ним вышел сэр Ганнибал.
– Его здесь нет, – совершенно равнодушно объявила девушка, уверенная, что находится в полной безопасности. – Он уехал в Грандж.
– Мы пришли как раз с той стороны, мисс, – ухмыльнулся один из рабочих. – Но его что-то не встретили.
– Он отправился другой дорогой, так как хотел повидаться с Морганом Боурингом.
Толпа замерла. А вдруг это правда? Тогда какого черта ломиться в пустой дом? Не добиться своего да еще и угодить в тюрьму? Но один здоровяк гигантского роста – тот самый, который подал голос первым, – неожиданно вышел вперед.
– Вы хорошо знаете сэра Ганнибала, мисс, – хриплым голосом произнес он. – Скажите нам начистоту: это ведь он убил господина Боуринга?
– Нет, не он, – заявила художница с гордо поднятой головой и самым уверенным тоном. – Верьте мне. А с чего вы взяли, что я хорошо знакома с сэром Тревиком?
– Так вы ведь из его дома вышли, – осклабился великан. – Да и помню я вас. Неужто забыли, как я нашел альбом, который вы потеряли на пустошах?
Мисс Энн Стреттон очень внимательно посмотрела на гиганта.
– Анак[7]? – спросила она, вспомнив прозвище великана. – Да, я тоже помню вас. Мы говорили о сэре Ганнибале. А вы бригадир рабочих, которых он нанял?
– Нас нанял господин Боуринг, мисс, – с нажимом ответил Анак. – Сэр Тревик сдавал карьер господину Боурингу.
– Правда. А вы изъясняетесь лучше, чем ваши ребята. Вы ведь учились в школе, да?
Ее речь внезапно прервало рычание толпы, уставшей от ожидания. Анак явно был предводителем этих бунтовщиков, поэтому мисс Энн Стреттон, видя, что времени катастрофически мало, дабы сбежать и попытаться спасти дом сэра Ганнибала от погрома, торопливо попросила:
– Уведи своих людей подальше, Анак.
– Они хотят свидеться с сэром Ганнибалом, – упрямо возразил тот.
– Повторяю: он в Грандже.
Анак уставился на Энн странным взглядом и, вроде бы, поверил ей. Он резко обернулся и что-то сказал своим приятелям. Ему вполне хватило нескольких фраз. Видимо, он намекнул, что полиция вскоре может оказаться тут и что хозяин дома, вероятнее всего, прячется в своем родовом поместье. Речь великана возымела эффект, потому что в считанные мгновения толпа работяг отступила по аллее, оставив особняк нетронутым за исключением одного разбитого окна. Энн же поспешила к коляске Пенрифа, где сидел лакей.
– Передайте Пенрифу, что я верну коляску в отель к двум часам, – на ходу бросила она.
– А мне что же, остаться здесь? – растерянно спросил тот.
Энн хлестнула лошадей вожжами.
– Ваша помощь не потребуется. Я сама управлюсь с лошадьми, а к двум часам возвращусь.
Ей хватило осторожности не раскрывать цель своего путешествия на случай, если кто-то заподозрит, что она помогла сэру Ганнибалу сбежать из городка.
Вскоре художница заметила баронета в надвинутой на самые глаза шляпе, закутанного в длинное пальто. Не промолвив ни слова, он сел в коляску, и уже через минуту они тряслись по пустынной дороге, которая вела к железнодорожной станции в шести милях от Санкт-Эвалдса. Лишь когда они отъехали достаточно далеко от города, Тревик обрел дар речи: