Изабелла чуть дернула уголками рта, а Диана нахмурилась и только что ногами не затопала:
— Только не эта идиотка!..
Отец приподнял брови, пристально посмотрев на Готье.
— Я не припомню такой шведской королевы. Но все впереди — может, еще и появится.
— А… — Готье снова кашлянул, уловив намек. Для королевы Кристины эпоха была еще слишком ранней. — Чего только не приснится, — вздохнул он с самым невинным видом.
— Не помешаю, дамы и господа? — раздался еще один голос. В зал заглянула, — в буквальном смысле слова, просунув в дверь только голову, — последняя составляющая нашей мозаики — Рауль, маркиз д’Эмико-Левер, уроженец мятежного и таинственного Лангедока, наполовину испанец, и вообще, натура огненная и слабо-предсказуемая. В его ярко горевших черных глазах плясали чертики, не исключено, что Рауль действительно мог найти создавшуюся ситуацию довольно забавной.
Мы нетерпеливо помахали ему, давая понять, чтобы он заходил. Все, кроме Огюста — тот едва ли не на дух не переносил Рауля, и терпел его только ради остальных. Рауль обычно напоминал дружелюбный и беззаботный вариант Чезаре Борджиа, которому вдруг стало лень заниматься политикой. Но Огюст воспринимал Рауля всерьез и всегда ждал от него подвоха. Положа руку на сердце, не сказал бы, что у него совсем не было для этого причин.
Рауль скользнул в дверь, плотно прикрыл ее и, почти крадучись, чинно двинулся к нам. Облачен он был почти как Мефистофель — во все красное. В правом ухе поблескивала золотая серьга с черной жемчужиной.
— Я вас знаю? — негромко разглагольствовал он сам с собой, приближаясь. — Я точно вас знаю! — Он остановился поблизости, и загадочно на всех посмотрел. — Как говорят у нас в артиллерии — «да будет свет», — заключил он серьезно.
— Вообще-то, так говорят, не только у вас в артиллерии, — уязвленно проворчал Готье, вспомнив, должно быть, о любезном сердцу электричестве.
— Запахло катарами, — с неприязненной насмешкой обронил Огюст.
— Да, — спокойно ответил Рауль, глядя прямо на него. — Едва проснувшись, я понял, что здорово пахнет жареным.
— Обман чувств, — сказал я. — Завтрак не пригорел. — Я повернулся к отцу. — Похоже, все в сборе.
Отец кивнул.
— Похоже на то. И кажется, нам уже не нужно представляться.
Мы переглянулись, и все только покачали головами. Говорить об этом вслух не хотелось вовсе. Слова бы только все убили и упростили, увы, не в том смысле, в каком хотелось бы упрощать.
— Но эти люди точно были, — проговорил все же Рауль. — Даже если на самом деле они только будут.
Повинуясь внезапному порыву, я подхватил стоявший рядом бокал с белым вином.
— Светлая им память, — сказал я громко и пригубил вино.
— Как ты можешь? — вопросила Диана, уставившись на меня с ужасом.
Я мог бы отшутиться, что для меня никогда не было ничего святого, но это было бы неправдой.
— Если от них не осталось ничего, кроме памяти, то пусть она будет светлой. — Правда, я никак не мог избавиться от мысли, что мы сами все давным-давно покойники. Я снова с сожалением глянул на Диану, которая уже отвела взгляд и тоже подняла свой кубок.
Готье закашлялся, глядя в свой бокал.
— Черт возьми, это же шампанское…
— Ну и что? — поинтересовался Огюст. — Вижу, что не арманьяк.
— Шампанское по утрам… — начал было Рауль.
— Нет, — сказал Готье. — Оно не игристое.
И все как по команде заглянули в свои кубки.
— Совершенно, — подтвердил Рауль. — Но это, собственно говоря, еще и не совсем «шампанское», просто местное вино, хотя, учитывая, что это именно Шампань и что его так зовут в просторечии…
— Раньше следующего столетия играть не будет, — категорично сказал я. — И не надейтесь. Хотя, конечно, можно поэкспериментировать…
— Все это замечательно, — хладнокровно произнес отец. — Но нам нужно выработать план действий.
Мы оставили свои кубки в покое.
— Каких именно? — нервничая, уточнил Огюст. — Вы знаете, что через две недели?..
— С сегодняшнего утра — знаю, — подтвердил отец. — И это для нас дополнительное осложнение. Хотя, возможно, именно это событие, оказавшееся хронологически почти в непосредственной близости, должно послужить своеобразным катализатором для неких процессов или своего рода маяком, если на самом деле будут иметь значение какие-то события вокруг него — для того чтобы мы могли, опираясь на них, оценить ситуацию и понять, что нам нужно делать.