Я пригляделся к одному из павших хранителей. Теперь, когда он был мертв, его лицо больше не казалось пустым, усталое человеческое лицо. Смертельно уставшее.
Я мысленно пожелал ему покоиться с миром. Затем мое внимание привлекло еще кое-что, на что я прежде не обратил внимания или принял за что-то другое, отчасти знакомое, хоть и лишь по книгам. Оглянувшись, посмотрел на другого павшего, на третьего, затем снова склонился над первым и сорвал с его левого плеча белую повязку.
— Взгляни-ка.
Огюст с изумлением взглянул на меня и только затем на предмет в моей руке.
— Ну это же… — он поморщился от отвращения.
— Да нет, внимательней.
На белой повязке был тонкий графический рисунок — «всевидящее око», обычное каноническое изображение — в треугольнике, испускающее лучи.
— Какая-то масонская штучка? — удивленно проговорил Огюст.
— «Мне сверху видно все, ты так и знай…» — помянул я старую песенку из другого мира. — Думаю, это затем, чтобы их спокойно подпускали католики — ведь символ не так уж заметен. А зачем нужно, чтобы подпускали? Уж не затем ли, чтобы убивать?
— Что? — переспросил Огюст. Он был слишком поглощен своими проблемами в последнее время, и я его не винил. Любой мог быть на его месте — окажись он только на его месте.
— Это очень удобная ночь, чтобы повернуть все туда, куда нужно, если знаешь, куда поворачивать. Третья сила — она избавит нас и от убийц и от нас самих…
— Но они хотели убить Колиньи!
— Как любого, кто может что-то возглавить. Их цель — хаос, и спасение всех от хаоса, который они устроят сами.
— Но тут ведь и без них было бы черт знает что!..
— Конечно, было бы. И это знал не только черт. И до сих пор есть. Зато в чужую игру легче войти, и воспользоваться чужой энергией себе во благо. Ну что ж… нет худа без добра.
— Без добра???
Раздалось тихое ворчание, и мы оглянулись. Рядом скользнула большая, будто волчья, тень. Похоже, мы мешали бродячим псам ухватить свой кусок. Послышалось и короткое торопливое лакание — какая-то из собак пила из лужи кровь.
— О черт!.. — Огюст принялся нащупывать за поясом один из снова уже заряженных и хранимых наготове пистолетов. У него и самого глаза в темноте загорелись по-волчьи.
— Побереги пули, — посоветовал я.
— Какая гадость! Я не хочу пачкать клинок. Нам непременно нужно здесь оставаться?
— Если не хочешь, бери Мишеля и уходи. Встретимся дома.
В темноте послышалось уже не только лакание, но и грызня.
— Э… прошу прощенья… стая может и броситься, — подал наконец голос обеспокоенный Мишель.
— С чего бы это? Им недостаточно мертвецов?
— Пошли на крыльцо, — проворчал Огюст. Никуда уходить он явно не собирался, а крыльцо вполне могло послужить некоторым укреплением. — Как ты думаешь, который час?..
Разнесся глухой раскат, прокатившийся в ночном воздухе как расходящаяся кругом волна — набат все-таки ударил.
— О черт… — снова произнес Огюст, усталым, упавшим, тихим голосом и оперся на перила. — Им не удалось…
— Подождем, — сказал я упрямо, — это еще не все, — но теперь и мой голос от волнения отчетливо охрип.
Огюст потянул из ножен шпагу, хотя никого еще рядом не было. Какая-то из собак тонко тоскливо завыла, прежде чем кануть во тьму, вспугнутая либо колокольным звоном, либо…
— Идиотская это была идея… — сказал Огюст грустно. — Не наша, а тех, кто все это придумал. Совершенно идиотская… от начала и до конца…
Я промолчал. Сквозь гулкие удары колокола, будившие город, слышался уже и топот и лязг металла и бодрые выкрики. Чуть в стороне заплескалось зарево от факелов. В окнах стали зажигаться огни. И все-таки, это еще не значило, что в Лувре все сорвалось. Дать сигнал мог кто угодно. Но по улице, похоже, к нам двигался, грохоча, целый отряд. И так и должно было быть, это наверняка были те, кого мы ждали.
— Какой турак ударил в колокхол?.. — услышал я сердитый возглас с заметным акцентом, раскатившийся в промежутке между ударами далеко по ночной улице. — Они всех перебудят раньше вфремени!
— Швейцарцы, — кивнул я сам себе. Это Гиз. А от смысла прозвучавших слов мне, пожалуй, немного полегчало.
— Тебе не кажется, что лучше нацепить эту штуку? — вдруг поинтересовался Огюст, кивнув на белую тряпочку с изображением «всевидящего ока», которую я все еще мял в руке. Я тут же протянул ее Огюсту, но тот отстранился, брезгливо отмахнувшись. Улыбнувшись, я припрятал тряпочку в рукав как носовой платок, чтобы не потерять.
Огюст испустил шальной смешок, послышался тихий мягкий звук — это Мишель за нашими спинами вжался в темную дверь. Факелы вынырнули из-за угла и огни беспрепятственно заплескались по улочке, приближаясь к нам.