Поликарп Кузьмич вдруг, скривившись лицом, вспыхнул и полез в свой глаз, как видно, убирать слезу обиды на судьбу.
"Вот же какой замечательный человек! - подумал Александр. - Да чтобы я без него делал? И точно, отравили бы меня здесь или ограбили б. Народ-то здесь преподозрительнейший. Что ж, погощу у купца. Ни разу в доме купеческом не бывал".
- Я с удовольствием принимаю ваше приглашение, Поликарп Кузьмич.
Купец, сидевший до этих слов с напряженным, точно окаменевшми лицом, ожидая того, какой ответ дает "сударь милый", подскочил на стуле, азартно хлопнул в ладоши, дотянулся до Александра, облапил его своими огромными ручищами и звонко чмокнул в щеку:
- Ну, ублажили душу старика, милостивый государь! Велите вещи выносить!
Сам же подбежал к стоявшему поодаль юноше в фуражке - наверное, к приказчику - и что-то долго шептал ему на ухо. Тот понятливо кивнул и выбежал из зала. И скоро коляска с Александром уже ехала вслед за бричкой Поликарпа Кузьмича.
Дом купца на самом деле оказался каменным, о двух этажах и с мезонином, правда, строил здание, заметил Александр, архитектор неумелый ни единой детали, ни одного одного украшения не было на лицевом фасаде, а поэтому дом казался похожим на какой-то огромный амбар или дровяной склад. Хозяин помог Александру сойти с коляски, провел его по коридорам, лестницам, прихожим - все без прикрас, без изящной мебели, даже без зеркал. Ввел в большую комнату с очень низким потолком, главным предметом в котором была огромная кровать, и впрямь пышная, с пирамидой положенных одна на другую подушек.
- Здесь и почивать будете, голубь мой любезный, отдохните с дороги, а через часок покличут вас к столу, - сказал купец и, пятясь, скрылся за дверью.
Чемоданы и шкатулка Александра уже были занесены, и он тут же стал готовиться ко встрече с Феклушкой и Аннушкой. Вначале он посчитал необходимым подобрать подарок для именинницы, долго рылся в шкатулке, наконец остановился на серьгах с бриллиантами в обрамлении рубинов. Потом стал переодеваться, чтобы выйти к барышням при всем параде. Мундир немного помялся, но Александр, поморщившись, решил: "И так сойдет, не на придворный же я бал приехал". Опрыскав себя духами и причесав остатки волос, Александр понял, что вполне готов быть представленным купеческим дочерям. А тут за ним и явились, чтобы вести в гостиную.
Он снова долго шел по переходам большого дома вслед за посланным за ним слугой, наконец звуки фортепьяно, фальшивые и неуверенные, подсказали Александру, что он у цели. Слуга отворил дверь, и Александр очутился в большой гостиной, стены которой были увешаны портретами - совершеннейшей мазней, - должно быть, предков и родственников Поликарпа Кузьмича. Он увидел и двух девиц - одна сидела за роялем, а другая рукой оперлась об инструмент. Александру показалось, что девушки нарочно поджидали его, заняв такое положение. Он в некоторой растерянности остановился в дверях, ожидая того, что явится Поликарп Кузьмич и представит его дочерям, но быстро понял, что в этом доме церемонии - вещь излишняя, а поэтому, сделав несколько шагов вперед, поклонился и сказал:
- Имею честь представиться - капитан восемнадцатого егерского полка Василий Сергеич Норов!
- Фекла, - жеманно присела в реверансе девица лет двадцати, богато, но безвкусно одетая, румянощекая и круглолицая.
- Анна, - повторила вслед за сестрой младшая Переделкина то же упражнение. - Папенька нам говорил, что нас почтил свом присутствием какой-то благородный господин...
- Да, очень, очень благородный, - заулыбался Александр, сразу понявший, что с этими девицами-простушками он может принять развязно-благодушный тон. - Но благородный господин к тому ж осведомлен, что госпожа, именуемая Феклой, сегодня именинница, Кто же из двух прелестных созданий будет Феклой?
Старшая зарделась, став ещё красней лицом, и снова присела в неловком реверансе.
- Это буду я, господин капитан.
Александр, страстно любивший женщин, ещё более того любил делать им подарки. Его супруга, возлюбленные, фрейлины, камерфрау ко дню их именин всегда получали из рук государя подарки, часто очень дорогие, и Александр всегда был вознагражден, когда видел на лицах тех, кому он преподносил презенты, искреннюю радость и восторг. Александр Павлович был любезным джентльменом, сам знал о впечатлении, производимым своим галантным поведением на женщин, а поэтому теперь он не хотел расставаться со своей привычкой.
Изящная коробочка с серьгами была извлечена из кармана мундира, и Александр, шагнув к румянощекой Фекле, приподняв крышку, проговорил:
- Сударыня, драгоценнейшая Фекла Поликарповна, я буду счастлив, если вы примете из рук заезжего капитана сей скромный подарок. И да хранит вас Бог.
- Восторг, мигом явиввшийся на лице Феклы, красноречиво свидетельствовал о том, что подарок пришелся по вкусу.
- Батюшки! Василий Сергеич! Да неужто это мне?
- Вам, именно вам, - был польщен произведенным эффектом Александр.
Аннушка, видно, завидуя сестре, раскрыла от изумления рот, а Фекла остолбенело глядела на подарок, выпучив глаза. Вдруг откуда ни возьмись за её спиной возник Поликарп Кузьмич, посмотрел через плечо дочери на серьги и грозно прокричал:
- Кланяйся господину капитану, дура, в ноги, в ноги кланяйся! Тыщ на десять подарок! Кланяйся, говорю!
Он даже пихнул девицу в затылок, и та в пояс поклонилась Александру, которому стало очень неловко, хотя он не попытался удержать девушку, поняв, что таковы были порядки в этом доме. Купец же выхватил из рук дочери коробочку, осторожно опустил её в карман кафтана и, скорчив на лице подобие слащавой улыбки, проговорил, обращаясь к Александру:
- Пущай до времени у меня полежат - чтоб не растеряла да не поломала по дурости своей. Ну, вы тут посидите да покалякайте маленько, а спустя малое время к столу попросим. - И, поклонившись Александру, убежал.
Гостя усадили в удобное кресло, сами девицы сели на стульях напротив, потратив перед этим немало времени на то, чтобы расправить подолы своих пышных платьев. Потом, пожирая Александра глазами, защебетали, перебивая одна другую:
- Ах, Василий Сергеевич, как вам идет ваш мундир! - улыбалась красноликая Фекла. - Эти эполеты, и шарф - все так к лифу!
- А пуговицы-то орленые, сестрица! - восхищалась Анна, маленькая, пухленькая блондинка, курносая и востроглазая. - А шпоры! Как мне нравится, когда они звенят!
- Василь Сергеич, а правда, что некоторые офицеры подвешивают на шпоры бубенцы, и когда идут, то кажется, будто тройка едет!
Александр, совсем не смущаясь от пристальных вглядов девиц, с добродушной улыбкой ответил Фекле:
- Возможно, кто-нибудь и вешает, только сие не по устава будет!
- А жаль! - воскликнула медовый пряник". - Если бы я была на месте государя или самого главного генерала, то издала бы закон, чтобы все офицеры непременно носили на шпорах бубенцы!
В конце концов Александру наскучил разговор о шпорах и бубенцах, и он попытался заговорить с сестрами по-французски, но те, несмотря на занятия с учителем-французом, только пучили глаза или несли полную галиматью, и Александр понял, что не стоит мучить девиц. Зато, как выяснилось потом, сестрицы были весьма начитанными: "пряник медовый" уже успела прочесть "Бедную Лизу", а "пряник имбирный" - "Ивангое" и "Клариссу", и Александр незамедлительно выказал восхищение начитанностью сестер.
Затем Александру захотелось послушать, как они играют на рояле. Оказалось, что учится играть только Анна, и девушка не без ломаний села за фортепьяно и заиграла какой-то вальс, очень вяло и поминутно спотыкаясь. Но Александр хвалил игру и не преминул пригласить Феклу сделать несколько туров. "Пряник медовый" долго упиралась, но в коцне концов сдалась и покружилась немного с Александром, раза три пребольно наступив ему на ногу, однако, "господину капитану" удалось сдержаться, и он не вскрикнул.