Они зашагали быстрее. Обеденный дом можно было легко узнать по людям, стекающимся к нему со всего плато. Фергус шагал позади, это вот Халиль чуть не бежал впереди лорда, да что с него взять? Разбойник и есть разбойник. Но в отсутствии манер у восточного лиходея ничего удивительного не было, а вот с сиром Айвином стало происходить и вправду диковинное. Ни с того ни с сего встал, голову повернул, шею выгнул. Фергус проследил за взглядом полубога — в стороне, куда тот смотрел, ничего занятного. Лишь сгорбленный старичок с узкой короткой бороденкой. Увидел взгляд, на него брошенный, да чуть не подпрыгнул. Метнулся к обеденному дому — только его и видели. Фергус вздохнул. Что за деревня — час от часу все страннее.
Лунный вор
Салла, Салла, будь прокляты все неверные, которые твердят, что тебя нет. Как может не быть бога, если он дает верующим в него такие чудесные дары. Однажды Сулла облагодетельствовал его, конечно, бирюзовым кушаком, украшенным яшмой, но когда это было? Другой бы разуверился в Ночном Господине, но Халиль был терпелив. Халиль умел ждать и быть благодарным.
Весь день хазарец ходил, тихо цокал языком да прикидывал, сколько добра может уместиться под халат, чтобы не заметил никто. Ибн Шиин правильно придумал, что обнести нужно неверных в последнюю ночь перед уходом. Как спохватятся, пусть хоть шайтана себе на помощь призовут, Халиль уже продавать весь хабар на базаре в столице будет.
Эх, жалко, конечно, мурзу покидать. Человек он неплохой, да уж больно глупый. Нельзя мурзе быть честным да справедливым. Никому от этого пользы не будет, а ему в первую очередь. Если бы не Айвин-мухтарам, давно бы пропал. Вот бахатур Халилю нравился. Ой, нравился. Как вкусное, хоть и чуть солоноватое, верблюжье молоко после долгого перехода по пустыне. Бахатур, он сам по себе человек свободный. Сегодня здесь, завтра там. Конечно, боевым ремеслом много не заработаешь, но так и Айвин-мухтарам не так прост оказался. Ох, силы в нем — один сотню конных лучников одолеет.
Халиль бахатуру хотел понравиться. Все для этого делал: то слово доброе скажет к месту, то любезность какую окажет. Вроде не в услужение, а так, от сердца. Конечно, хазарец и к мурзе тянулся, все-таки господин, но скорее внешне. С таким шурпу не сваришь. А вот к Айвину-мухтараму надо было быть поближе. С таким и в Тамук к самому Иблису спуститься не страшно.
Вот Хелен-Бике так и не проложила тропинку к сердцу Халиля. Да, женщина была необыкновенная, что и говорить, но все-таки женщина. Чего от них хорошего ждать? Все равно воткнут клинок тебе в спину именно в тот момент, когда меньше всего ожидаешь. Но Халилю до этого какое дело? Хелен-Бике на хазарца не глядела, а тот отвечал ей взаимностью.
Единственный, кто смотрел на Халиля волком — щенок мурзы Фергус. Глаз с хазарца не сводил, все вынюхивал, надеясь поймать с поличным. Но молод и неопытен щенок для такого матерого шакала, как Халиль. Пусть бродит тупым теленком за ним, ничего не выведает. Хазарец всем своим видом показывал — мол, гуляю, восхищаюсь, никак непотребств не замышляю. В общем, ходил важно и неторопливо, подобно зажиточному баскаку на базаре.
Но вот как срок подошел, скинул с себя Халиль шкуру овцы и стал самым что ни на есть настоящим волком. Наутро уходить должны были, значит, настала пора действовать. Помолился он на закате, как велел Салла, да спать лег. Только сна, естественно, никакого, от нетерпения даже ногами подергивает.
Мурза с бахатуром ложились позже, но и они наконец улеглись, поворочались, засопели. Щенок так давно раскинул руки — лежит, носом свистит. И в деревне все затихло. Но Халиль на то и живой до сих пор был, с руками-ногами, что терпением громадным обладал. Подождал, и правда — вот ведь сучонок безродный — так и есть, притворяется. Приподнял Фергус голову, обвел взглядом, на Халиле остановился, опять улегся. И снова ждать.
Но и тот вскоре успокоился, дыхание выровнялось да с прихрапом стало. Пора, значит. Хазарец поднялся, бесшумно подошел к двери и выбрался наружу. От холодного воздуха пробрало до костей, но Халиль лишь плотнее в халат укутался, осмотрелся. Вон там слева еще сарай, дальше, стало быть, Хелен-Бике, ей уж отдельную вежу выделили. Тама, значит, ставка то ли мурзы, то ли хана — Мансура. Вот этот Халилю по душе пришелся. Лицо дурное, зато правитель жесткий, властный. И видно, что знает, как свою выгоду сделать. На это у хазарца глаз приметный был.
Ну да ладно. Шайтан со всеми этими мурзами, надо и о себе побеспокоиться. Стало быть, там они ели, вон туда их первый раз завели. Значит… Халиль побежал чуть пригибаясь меж домов, осторожно озираясь, то и дело прячась. Точно проснулся в нем тринадцатилетний воришка Хали, кормивший себя и двух младших братьев лишь тоненькими ловкими ручонками на хазарском базаре. Конечно, не те глаза у Ибн Шиина, как в молодости, но даже старый ястреб все еще ястреб — разглядел небольшой домик и спящего у него стражника.