Я знаком со строениями подобного типа. В великом княжестве Финляндском строились несколько иначе, чем на соседней Новгородчине, в основном благодаря неисчерпаемому запасу ледниковых валунов, с которыми южнее русла Невы и до Ильменя становится всё напряжённее и напряжённее. Новгородская изба практически всегда сруб на высокой деревянной подклети, а жители северной Водской пятины делали подклет из камня, с заглублённым полом, и только выше ставили бревенчатую надстройку. Удобно, в такой полуземлянке — да ещё и очень обширной, укреплённой столбами! — делай хоть мастерскую, хоть хранилище припасов или укрытие для домашних животных на холодные зимы. Эдакий небольшой бункерок, только щели меж камнями законопатить мхом.
Зато наверху, в жилой части, прямо-таки палаты из сказки о царе Салтане. Очень просторно, рассчитано на большую семью, от младенцев до седовласых старцев, все поместятся, каждому свой угол найдётся.
— При императоре Александре Миротворце строили, — Хемминг проследил мой заинтересованный взгляд. — Не особенно ошибусь, назвав тысяча восемьсот восемьдесят пятый год, причём каменное основание и вовсе шведское, семнадцатого века — и ничего, стоит себе… — Привет, привет, — Ольга-Хельга, теперь приодетая в джинсы и модную чёрную кофту, чмокнула в щёчку Даню, пожала мне руку и сделала приглашающий жест — Умыться можно вон там, а потом к столу.
Умыться следовало бы. Руки и лицо в песчаной пыли. “Вон там”, оказалось закутком с более чем продвинутым санузлом: душевая кабинка с водяным массажем, раковина с горячей водой, все удобства. Установить такое в дореволюционном доме не самая простая задача. Архаика скорее внешняя, в доме царит полноценный XXI век — wi-fi модем, плазма, эргономичная мебель. Лишь тканые половики “как у бабушки в деревне” ничуть не изменились со времён Александра III. Заметил на стенке несколько фронтовых фотографий Хемминга в рамочках: тот же нос картошкой и ППШ наперевес.
Чай был подан в самоваре. Не настоящем, электрическом. Сервиз старый, фарфор из ГДР годов семидесятых, красной эмали. Домашние пирожки. Почему-то кексы с изюмом, продающиеся в ходящей из Приозерска автолавке по 45 рублей штука — собственно, почему нет? Хорошие кексы, хлебозавод по советским ГОСТам делает.
Ольга чинно присела рядом с прадедом. Держалась она свободно, при этом взирала на Хемминга с долей благоговения — видно, что старика она обожает, если не боготворит.
— А по рюмочке? — озорно сказал хозяин дома. — Данил, не хмурься, пятьдесят грамм тебе не помешает, до дома как-нибудь доедешь. Можжевеловки? Можжевеловка у меня отличнейшая. Оль, обеспечь!
Оля молча обеспечила. Сама выпила залихватски, натуральная барышня-гусар. У меня после лафитничка этого нектара исчезло любое беспокойство, копившееся трое суток.
— Рассказывайте. Только по очереди, а не хором, — дед обвёл всех взглядом небольших, но очень ярких глаз. У правнучки оттенок другой, сине-незабудковый, а у него более глубокий, васильковый. Видимо, семейное. Вытянул беломорину из пачки, извлёк из кармана латунную зажигалку. — Хоть ты тресни, я не понимаю, что тут происходит!
Ничего себе. Если Хемминг не понимает, то что обо мне говорить?!
Мы соблюли предписанный порядок. Вначале высказался Даня, отрекомендовав меня с самых положительных сторон — не первый год знаю, мужик что надо. Я, мол, сам расслабился и подставился, не подумав показал трофеи, о которых лучше не говорить другим людям. Валькирия подтвердила: да, заглядывал намедни, папиросы привёз, показала ему как до Питера доехать. Ничего криминального.
Налили по второй. Пришла моя очередь исповедаться.
Можжевеловка изумительно развязала язык и разум мне отчего-то подсказывал, что домашняя настоечка включала в себя не только пахучие хвойные иголочки. Прояснилась память, я упомянул совершенно не запомнившиеся детали недавних приключений. Перестали ныть ссадины. Я в целом почувствовал себя лет эдак на десять моложе, что человек возрастом за сорок отлично замечает. Да что за чудеса?
— Понятненько, — сказал, выслушав, Хемминг. Нахмурил брови, постучал пальцами по столу. — Как Лесная Дева вас нашла, спрашиваете? Обычно нашла, по запаху. Ты же, балбес, самца трогал? — В смысле? — изумился я. — В прямом. Он сидел на двери, так? Дверь гладил? Сам сказал, будто чуял дрожь под пальцами? Во-от! — Можно глупый вопрос? Если у этого вида, самка похожа на крупного хищника, а самец на амёбу, то как они вообще размножаются? — Знаю несколько таких семейных пар, и ничего, живут припеваючи, — хохотнул дед. — Ничего сложного: когда самка встречает протея, он переползает на неё, остальное дело техники. Главное — отыскать. — Говоря очень условно, феромоны, — с умным видом подсказала медновлосая. — Точнее, аттрактанты. Продукты внешней секреции, стимулирующие избыточную половую активность. Самец, я невероятно извиняюсь, смердит аттрактантами так, что самка учует на огромном расстоянии, достаточно нескольких молекул, перенесённых ветром. На пальцах осталось, разумеется… Вот она и пошла по вашему следу. Как овчарка за нарушителем из советских фильмов о пограничниках. — Так что, мне теперь пальцы отрезать? — Зачем такие крайности? — фыркнула валькирия. — Спирт, хлоргексидин, да любые санитайзеры, которых теперь везде хоть залейся — эпидемия же. Отмыть руки как следует. — Сатанайзеры, — грустно усмехнулся Даня. — У меня другой вопрос: утром приехал со смены и нашёл возле дома ежа. Обычного ежа, только… Только его будто изнутри разорвало. Ну представьте, ёж и словно сожрал маленькую тротиловую шашку. Нарочно посмотрел, это не лисица, которая разрывает ежей снаружи, если сумеет лапой или зубами раскрыть клубок. Именно изнутри.