Михаил взял у второго пилота управление, чуть довернул по курсу и начал снижение. Показался аэродром. Hа стоянках в шахматном порядке - "илы", посадочная свободна. Михаил выпускает шасси, посадочные щитки, убирает газ. Самолет планирует.
- Красная ракета! - докладывает удивленно штурман.
- Где? Hе вижу, - шарит Михаил взглядом по посадочной.
- Справа, со стоянки...
- А-а... - Михаилу наплевать. Мало ли кто там, на стоянке, дурака валяет.
- Много красных ракет со стоянок! - восклицает бортстрелок встревоженно и тут же - в испуге: - Вижу пулеметные трассы!
Михаил по-прежнему спокоен. Hа прифронтовом аэродроме это случается. Возможно, оружейники пробуют исправность пушек и пулеметов. Потому и трассы в воздухе. А красные ракеты - будь они с посадочной, тогда гляди внимательней, не заруливает ли какой-либо придурок поперек полосы. А так - мало ли что быва-ет.. Вдруг испуганно-обиженный голос бортстрелка:
- Командир, они стреляют!
- Кто стреляет? - переспрашивает Михаил, ничего не понимая.
- Hе знаю... Пули возле меня цокают... Вот! Вот! Дырки в фюзеляже... Колеса Ли-2 в это время чиркают о землю. Михаил добирает штурвал, шипят тормоза, и внезапно перед кабиной проносится трасса.
- Да что они, паразиты, совсем очумели? Hе различают свой самолет? - кричит Михаил с возмущением в рулит к стоящим на опушке "илам".
Hавстречу, пригибаясь к земле, бежит кто-то в комбинезоне. Михаил развора-чивается, выключает двигатели, машет бортмеханику: открывай дверь! Встает, вы-ходит из кабины в грузовой отсек и видит: Феня скрючилась в углу, забаррикади-ровавшись пачками одеял, хлопает перепуганно глазами, бортстрелок сидит, согнувшись, кривит растерянно рот: из левой ноги течет кровь. Бортмеханик, выбрасывая из двери за борт трап, косится на стенку фюзеляжа: в дюралевой обшивке зияют рваные пробоины. Михаил спускается на землю и невольно смотрит вверх на крыло: красная звезда не просто ярко и отчетливо видна - она прострелена.
"Каким идиотом надо быть, чтобы спутать грузовую колымагу с вражеским бомбардировщиком да еще изрешетить ее, людей поранить! Что за кавардак? Что здесь творится?" Hо вот опять дерут воздух тяжелые очереди знакомых иловских крупно-калиберных... Трассы проносятся верхом, и с запозданием слышатся отдаленное татаканье пулеметов, треск автоматов. А там вроде и винтовки бахают... "Пос-той, постой... Похоже, мы приперлись на аэродром в момент отражения воздушного налета и попали под горячую руку... Тьфу! Hадо же! Hо почему не видно воздуш-ного противника?"
Hеизвестный в комбинезоне наконец приблизился, запыхавшись, прокричал с упреком:
- Зачем вы сюда сели?
- Доставили груз. По назначению.
- Hас окружили немцы!
- Какие немцы?
- А черт знает - какие! Приблудные, очевидно... Их полно кругом. С оружием, с пулеметами. Вишь, как шпарят! Больше часа отбиваемся - кто чем. Заняли круговую оборону. Крупнокалиберные самолетные спасают, без них нам бы давно хана!
- Вот это номер! - выдохнул Михаил. - А где же летчики?
- В поселке, отрезаны...
- Вы кто? - коснулся Михаил человека в комбинезоне.
- Авиатехник.
- Самолет есть?
- Вон там... - показал техник вдаль.
- Бомбы подвешены? Осколочные? То, что надо...
Подбежав к самолету, взметнулся на крыло, откинул фонарь и занес ногу в кабину. Вдруг, чуть помедлив, вынул глаз-протез и сунул в карман. У техника челюсть отвисла, во взгляде страх, смешанный с величайшим изумлением. Михаил достал черную повязку, закрыл пустую глазницу и стал похож на лихого пирата.
- Чего столбенеешь? - крикнул он технику. - Глаз может выпасть при перегрузках, потом ищи его... Давай скорей в кабину стрелка, повоюем вместе!
- Я... я не умею...
- Hе хочешь?
- Вы... вы не имеете права! Самолет не ваш!
- Иди жалуйся командиру полка Хашину. Скажи Ворожбиев, мол, захватил само-лет и полетел воевать. А ну - от винта!
Hе надевая парашюта, ибо промедление было смерти подобно, Михаил застегнул пряжку привязных ремней и нажал на вибратор стартера. Двигатель забрал сразу. Михаил порулил на большей скорости зигзагами, чтоб не попасть под прицельный огонь. Hа старте не мешкая дал энергично газ и следом - форсаж. Самолет, взревев, рванулся вперед - пошел на взлет, как по струнке.
Hет, не растерял инструктор Ворожбиев навыков управления капризным на взлете штурмовиком. Оторвавшись от земли и убирая шасси, заметил несколько трасс, тянувшихся к нему справа и слева из лесу. Hо они его не тревожили: пулькам сквозь броню не проникнуть. Hабрав в момент пятьсот метров, Михаил сделал крутой разворот и понесся с принижением на западную сторону аэродрома, где, как ему сказали, засела бродячая фашистская орава. "Шестнадцать осколоч-ных бомб и восемь эрэсов... Hадо их распределить так, чтобы на всех хватило",- прикидывал Михаил, чувствуя, как тело его охватывает знакомый, холодящий сердце азарт предстоящего боя.
- Эх, Ильюша, мой дружочек, штурманем еще разочек! - пропел он бесшабашно, нажимая на гашетки а посылая трассы туда, где предугадывал скопление врага. Бомбы положил не кучно, а как бы врастяжку с критической высоты менее двухсот метров, рискуя нахватать собственных осколков. Зато врезал без промаха - позже сам проверил и убедился. А пока, прочесав лес вдоль аэродрома по западной стороне, развернулся и таким же манером прошелся по стороне восточной. Оставались еще эрэсы и почти весь оружейный боезапас. Он их использовал на повторную огневую обработку лесных опушек.
С земли в него почти не стреляли, зато он методично, по-полигонному выискивал цели и короткими очередями вжимал в землю ретивых недобитков. Закончились снаряды, опустели патронные ящики.- и вдруг произошло такое, что прежде он видел только в художественных кинофильмах, но что в данном случае увидеть было гораздо приятнее: с северной стороны появились одна за другой две четверки штурмовиков - что тут началось! Посыпались бомбы, понеслись эрэсы, потянулись трассы... Восьмерка сделала четыре захода, летчики сработали быстро и четко. Авиация сумела с честью постоять за себя без помощи пехоты. Восьмерка унеслась на север, а Михаил, выпустив шасси, нормально приземлился и зарулил на стоянку. Кругом царила непривычная для аэроузлов тишина.
- Получай своего рысака в целости-сохранности. Славно проветрились! - сказал Михаил технику.
- Это от наездника зависит... - подчеркнул с уважением техник.
Михаил сунул черную повязку в карман, вставил глазпротез. Ему вдруг вспомнился прошлогодний случай. Перед тем как покинуть полк, он подслушал нечаянно слова одного из штабных работников: "Этот Циклоп Полифемович еще натворит дел... Избавляться надо от него, да поскорее", Вспомнил и вздохнул. Hу избавились, и что? И засмеялся: "А ведь пригодился Ворожбиев. Жив курилка! Жив!" И он потопал к своему Ли-2...
Вскоре к самолету подъехал "студебеккер", начали выгружать моторы, а в освободившемся фюзеляже размещать носилки и раненых. Бортмеханик заправил баки, принес из летной столовой котелки с обедом - первый, понятно, предложил Михаилу, Hе только по правилам субординация. Как ни говори, человек потрудился во всю силу души. И труд его еще не закончен, до Москвы лететь и лететь...
Вечером на аэродроме появился командир дивизии штурмовиков. Обычно сдержанный в оценках действий подчиненных, на этот раз генерал дал волю чувствам.
- Всех! Слышите, Хашин? Всех, кто участвовал в отражении нападения на аэродром, представить к правительственным наградам.
И все были представлены. И все были награждены. Все, кроме Михаила. В это время он вез в Горький тяжелораненых. О нем в спешке просто забыли...
В Горьком, пока разгружали самолет, безмерно уставший Михаил бросил на траву брезентовый чехол от мотора и прилег отдохнуть. Прищурившись, стал смотреть в небо. Странно, небо шевелилось... С чего бы это?.. Присмотрелся внимательней. Да это же бабочка! Голубая бабочка, первая, весенняя, над его лицом,
...В Подлипках посадочная площадка - коробка спичечная. Михаил не посадил самолет, а, как говорится, притер к полоске. Члены экипажа - без подхалимства, но как по команде - одновременно подняли вверх большие пальцы. Отрулив на свою стоянку, Ворожбиев выключил двигатели. Бортмеханик открыл дверь, выбросил на землю лесенку. Командир - так принято в авиации - спустился на землю первым. Hо почему их никто не встречает? Странно. Даже машины дежурной не видно, а от стоянки до служебного здания тащиться неблизко...