...Дробь выстрелов - злая, частая, захлебывающаяся. Немецкий пулемет - голос у него узнаваемый. И еще очередь...
Осыпались с листа капли-слезы. Это верно - не время эсмеральд. Стрельба мгновенно разрослась, покатилась комом вдоль границы. Серьезное дело...
Сергей влетел в дверь заставы.
...- в ружье! - раскатисто командовал старшина. - Чмурнов, не стой столбом, боекомплект выдай. Откладывается твоя прогулка в Ломжу. Вот накаркал ты "не сегодня, так завтра"...
Вовсе не Сергей тогда каркал, да не в том дело. Началось. Все знали - слепые и глухие зеленых фуражек не носят. И все же сердце сжало холодом...
Звенел телефон в комнате дежурного, а почти и не было слышно. Стреляли неподалеку, командовал начальник заставы, немногочисленные бойцы выбегали во двор...
Неся в пулеметное гнездо коробки с лентами, Сергей осознал - нигде тишины не осталось. Беловский участок, Сорокинский, Малиновский - везде пальба...
Держалась застава - готовы были к бою, ячейки и траншеи отрыты, арсенал неплохой. Старший лейтенант хладнокровно работал из самозарядки - призы получал на окружных соревнованиях. Станковые пулеметы держали фланги, стрелки с винтовками и ручниками - фронт, и ППД старшины - подвижным резервом. Досаждали легкие немецкие минометы - мелкие мины часто хлопали во дворе, секли дымный воздух осколками. Пылала конюшня, но лошадей оттуда успели выпустить. Из нарядов к заставе пробился лишь один, но, судя по стрельбе, цеплялись бойцы за свои участки, не давали немцам свободно заставу обтечь. Серьезная сложилась ситуация, но патроны еще имелись...
Около шестнадцати часов проскочил посыльный из комендатуры - передал приказ отходить...
Вот странное дело: помнил сержант Чмурнов, как в пулеметном гнезде орудовал, как воду в кожух доливал, как испуганных лошадей из конюшни выгонял. Запах бинтов, что из перевязочного пакета выдирал. Как Хильду, издырявленную осколками, прикапывали. Даже как обрезал провод телефона и аппарат за дрова зашвыривал, и то помнилось. А вот дорога к комендатуре и дальше из памяти стерлась. Ошметки одни. Бомбежка первая помнилась, и как уже под Селяно, вроде в тылу, немецкие танкетки из села выскочили...
...Сержант Чмурнов был ранен первого июля. Ранение средней тяжести - два осколка, словно сговорившись, рванули левую ногу ниже колена, перебив голень и располосовав мускулы. Но крови потерял много, как везли, да каким чудом проскочили из смыкающихся "клещей", Сергей не особо осознал. В госпитале очухался.
Ногу, к счастью, не отрезали. И обработал рану тот незнакомый Чмурнову, но толковый санитар неплохо, и хирурги в госпитале оказались правильные. Повезло и с госпиталем. За окном покачивал ветвями старый ясень, листья неспешно желтели, городок был древний и тихий, с широкой рекой и маленьким театром, откуда приходили в госпиталь давать концерты голосистые тетеньки. Сергей глотал пилюли, выполнял предписания - пограничная дисциплина сказывалась, марку держал, небось, не какие-то стрелки-кавалеристы расхлябанные. Радио было лучше не слушать - сводки не радовали. Сергей просил книг - ходячие раненые таскали всякое разное, ерундовое, потом уж сам на костылях до библиотечки на втором этаже допрыгал. Список сгинул вместе с гимнастеркой и хорошей бритвой, но на память пограничник не жаловался. Строгая библиотекарша выслушала, прониклась, и в виде исключения, исходя из серьезности намерений и хромоногости ранбольного, выдала сразу две книженции...
Читал Сергей умные книжки, а когда свет в палате выключали, раздумывал над тем, до чего ж глубоко некоторые барышни в литературе разбираются. Вот разное намечено в списке, но непременно мысль дает. О людях, стойкости, о превозможении слабостей, о том, что победа будет за нами. Пусть и вовсе не советские граждане-писатели книжки сочиняли. А из Калуги письма приходили редко - почта работала так себе.
Срослось, затянулось, хоть и прихрамывал выздоравливающий сержант, но разлеживаться было некогда. Поговорил с комиссаром госпиталя об ускорении выписки. Имелся приказ пограничников направлять в Москву - враг лез к столице яростно, и остановить его никак не получалось...
Вышло, что служил сержант Чмурнов в Москве, но самой столицы и не видел. Участок для патрулирования был ответственный: сбегались здесь многочисленные железнодорожные ветки, выскакивали к вокзалам, сразу к двум. Иной раз доводилось бывать в штабе истребительного батальона и в отделении милиции, видел Сергей вход в метро станции "Комсомольская", на том все достопримечательности и закончились. Здания вокзалов, конечно, красивые, несмотря на затемнение и всякие маскировочные меры. Но на народ смотреть больно. Ленинград уже был отрезан, немцы подходили к столице, спешно грузились эвакуируемые заводы и учреждения, у касс творилось нечто несусветное, с воем, плачем и руганью... Сергей возвращался к себе: пути, склады, тупики и пакгаузы, всё с дырами в заборах и оборванной колючей проволокой. Ракетчики и диверсанты, ворье, паникеры и просто дурной "не-пойми-кто", ошалевший и без документов, пёрли косяком. Патрули ходили сквозь ледяную морось, людей не хватало, бойцы засыпали на ходу, а спать было никак нельзя: Москва, в панических слухах, завываниях сирен воздушной тревоги, неумолимо скатывалась в хаос ужаса и безнадежности.
Но не скатилась. Не дали. Всякое было: и струсившие партийцы, и иная двуличная номенклатура, кинувшаяся спасать собственные задницы. И мародеры были, и нестойкие духом горожане, рванувшие прочь из города по шоссе Энтузиастов в те безумные три дня. Но тот, кто остался на своем посту уже знал, что никуда не уйдет. Выкусит Гитлер.
...Стоял город, порядком опустевший, ощетинившийся противотанковыми ежами, рассеченный массивными баррикадами. Разгружались резервы, двигались от вокзалов свежие стрелки, спускалась с рамп артиллерия и танки. И Сергей гнал малодушную мысль - да куда же оно потом всё девается?
Ночами рвались ввысь столбы лучей прожекторов, вновь и вновь стучали зенитки. Лег снег, и сержант Чмурнов с вверенным ему отделением наконец-то вычислил гадов, наладивших "дыру" с продскладов. Что ж, и среди трудяг-железнодорожников тоже нечисть водилась, имелись такие поганые исключения среди советских людей. И вычищалась та подлость по законам военного времени...
Порядок в городе навели, хоть и немалого труда то дело стоило. В последние дни осени стал старший сержант Чмурнов замковзвода и от того карьерного роста почти совсем перестал хромать и стал иногда шутить. А в декабре ударили наши на фронте, немец откатывался, сводки грели душу: отбит Клин, Волоколамск...
Двадцать седьмое декабря Сергей хорошо запомнил, наши освободили Наро-Фоминск, а вечером старший сержант Чмурнов ни с того ни с сего угодил в госпиталь. Ладно бы на финку урки напоролся или под бомбу угодил, а то просто с лестницы брякнулся. Ловили гаденыша, попытавшегося из вагона коробки с медикаментами "на арапа" хапнуть, оказался ловким, как обезьяна. Дом стоял пустой, полусгоревший, бойцы снаружи сторожили, Сергей по полуразрушенной лестнице поднимался, слушая перепуганные вопли сверху "не подходи, кишки повыпущу!" То ли снегу намело многовато, то ли увлекся старший сержант, да только осознал, что летит. Внизу валялись обледенелые горелые доски и кирпич, вроде и с сугробом, но не особо то помогло. Руку сломал, карабином чуть зубы не выбил, ну и нога опять же...