Это последнее письмо Кузьмина возымело-таки действие. Главпромжелдортранс обратился в конце концов в Главное управление материально-технического обеспечения: «Учитывая аварийное состояние насосов и возможную остановку подачи цемента, просим изыскать возможность...» И Краснопресненское ППЖТ в конце концов получило свой законный насос.
А на Жигаева завели уголовное дело.
Я сказал уже, Анатолия Борисовича осудили на шесть лет лишения свободы, Заикину дали семь, на год больше.
Правда, Анатолию Борисовичу в вину вменялся и второй эпизод. Машинное масло для тепловозов хранилось на территории без навеса, под открытым небом. Оно портилось, пропадало. Могла произойти авария. Жигаев пригласил шабашников, и те построили надежный навес. Однако взяли они по завышенным расценкам, что, разумеется, тоже есть грубейшее нарушение.
В суде никто из руководителей Анатолия Бориовича не присутствовал: ни заместитель начальника московского территориального объединения Александр Иванович Кукушкин, ни Георгий Николаевич Пахомов (за это время его повысили — стал начальником Главпромжелдортранса). Так что с делом Жигаева они совершенно не знакомы.
А мне очень хочется знать: какими бы глазами смотрели они, когда Анатолия Борисовича из зала суда уводили в тюрьму? Душа их была бы спокойна, не исстрадалась бы, все в порядке?
Впрочем, Александр Иванович Кукушкин так мне объяснил:
— Жигаев не мальчик, должен был понимать, что преступление совершать нельзя.
А Георгию Николаевичу Пахомову принадлежат как раз те крылатые слова:
— Должен был остановить завод. Вот тогда бы забегали.
Я не понял только, кто бы тогда забегал. Товарищ Кукушкин из городского объединения? Сам Георгий Николаевич? Или еще кто другой?
В колонии усиленного режима я встретился с Жигаевым. В своем несчастье он никого не винит: сам совершил, сам и поплатился. Спасает его здесь одно: работа. На производстве он бригадир электриков. Что-то уже наладил, что-то усовершенствовал, недавно ему объявили благодарность. Усмехается:
— Смешно, правда? Человек в тюрьме, а ему все чего-то надо и надо. — Впрочем, теперь уже все, баста! Он себе слово дал: когда выйдет на свободу, устроится на самую рядовую работу. Чтобы никаких больше забот и проблем. Прозвенел звонок, и живи как хочешь. Без всяких головных болей.
Спрашиваю:
— А у вас получится?
— Что?
— Жить поплевывая, без головных болей?
Жигаев долго смотрит на меня и ничего не отвечает.
А я с горечью думаю: а вдруг и вправду Анатолий Борисович научится в результате жить спокойно, без головных болей? Как те, другие.
«Не перестаю себя казнить»
Прошло два месяца после публикации очерка о Жигаеве, и редакция получила от Анатолия Борисовича письмо с просьбой напечатать его в газете. Вот оно, это письмо, привожу его полностью:
«Очерк «Просители и благодетели» написан обо мне. Я, Жигаев Анатолий Борисович, бывший главный инженер Краснопресненского ППЖТ, осужден судом на шесть лет лишения свободы и пишу из колонии усиленного режима.
Я хотел бы обратиться к читателям газеты и сказать им следующее.
Каждый день и каждый час не перестаю казнить себя за то, что ради дела преступил закон.
Зачем я пошел на это? Почему вовремя не остановился? Не осознавал, что делаю?
Как хотелось бы ответить на такие вопросы четко и однозначно. Но однозначного ответа я не нахожу. Даже сейчас, глубоко переживая и осознавая свою вину.
На предприятие, которому спущено было производственное задание, но не были созданы условия для его выполнения, пришел главным инженером я, человек, имеющий технические знания, но не имеющий знаний, как и где раздобыть те или иные необходимые материалы, как заставить людей работать без инструмента и спецодежды, как удержать способных работников, чтобы те не разбежались.
Ждать, пока кто-нибудь сверху внемлет всем нашим просьбам, обратит наконец на нас внимание, создаст надлежащие условия для работы, а до тех пор сидеть сложа руки, допустить, чтобы остановилось производство, — об этом я и подумать тогда не смел. Сама такая мысль показалась бы мне дикой и преступной.
Простая ежедневная задача — вовремя разгрузить вагон, дать заводу цемент — мне казалась тогда самой важной на свете. Как выяснилось, гораздо важнее и собственной моей судьбы, и благополучия моей семьи.
Мне потом говорили: «Дав за насос взятку, уступив вымогателю, ты принял самое простое и легкое решение». Да нет, совсем нелегко идти на нарушение и чувствовать, как ты зависим и беззащитен перед вымогателем. Но ведь при всех моих стараниях насоса я так и не получил, а вымогатель готов был помочь — немедленно и сразу. И я решился...