Ей потребовалось менее получаса, чтобы собрать дельтаплан и дважды проверить каждый узел Она пристегнула стропы, дополненные специальными ремнями безопасности для Нимица, а кот вскарабкался ей на спину и вцепился в подставленные плечи Хонор ощутила его восторг и предвкушение полета В ее душе бурлили те же чувства, и уцелевший глаз сверкнул, когда она взялась за перекладину.
— Давай держись! — крикнула она коту и, оттолкнувшись от края, с воплем наслаждения устремилась в долгий, долгий, долгий полет.
Когда Хонор легла на последний круг, солнце превратилось в гаснущий оранжево-красный краешек, видневшийся за пиками Медных гор. Она летела, как сфинксианский альбатрос, в пяти километрах от берега, и ее глаза широко открылись от изумления, когда в глубоких сумерках у подножия гор она увидела яркие брызги света. Усадьба Харрингтонов сверкала в темноте переливающимися огнями. Ее стюард — очевидно, считавший, что четырехчасовой пеший подъем в горы и последовавший затем трехчасовой полет на планере несколько превышают нагрузку, допустимую для недавнего инвалида, — не оставил своему капитану никаких шансов промахнуться мимо места посадки.
Она с нежностью усмехнулась и покачала головой. На Сфинксе полеты на дельтапланах были всепланетной страстью, но старший стюард МакГиннес родился в столице метрополии, на Мантикоре, и, следовательно, считал всех сфинксианцев (включая саму Хонор) сумасшедшими, нуждающимися в постоянном присмотре. МакГиннес лез вон из кожи, железной рукой налаживая ее жизнь. Он ни за что не позволил бы себе поверить, что ей это нравится, а Хонор ни за что не призналась бы ему, что он попал в точку. Уже тридцать лет назад она могла считать себя опытным планеристом. Но сейчас, едва увидев посадочные огни, она почувствовала себя дома, и это означало, что ей придется кротко вынести почтительные упреки стюарда.
Хонор мчалась над морем, балансируя всем телом и выравнивая угол снижения, а земля приближалась с захватывающей дыхание быстротой. Затем сверкающие огни оказались прямо перед ней, она вытянула ноги, а Нимиц задрожал от удовольствия, когда она побежала по земле, гася скорость и ликующе смеясь.
Потом она опустилась на одно колено и сбросила раму планера в золотисто-красную траву перед домом. Холодный нос и торчащие усы ткнулись ей в правое ухо — Нимиц словно лучился от удовольствия. Она отстегнула ремни безопасности, и кот легко спрыгнул на землю. Он посидел, глядя, как она отстегивает ремни крепления, и, потянувшись, встал. Затем в несколько доведенных до автоматизма движений она разобрала планер — не полностью, только чтобы удобнее было нести — и, взяв под мышку, направилась к дому.
— Вы опять оставили комм дома, мэм, — произнес почтительный, но слегка укоризненный голос, когда она поднялась на застекленную от непогоды террасу.
— Правда? — с невинным видом спросила Хонор. — Как легкомысленно с моей стороны. Должно быть, у меня просто выскочило из головы.
— Конечно, выскочило, — согласился МакГиннес, и она обернулась, чтобы одарить его сверкающей улыбкой.
Он улыбнулся в ответ, но в его глазах читалась тщательно скрываемая печаль. Левый уголок рта капитана все еще был менее пластичным и подвижным, и это придавало ее улыбке легкую асимметричность, почти не видимую глазом, но ощутимую.
— Факт тот, что, если бы вам кто-нибудь позвонил, он ничего не смог бы добиться, — добавил он, и Хонор хихикнула.
— А, не важно, — сказала она и переступила через порог, чтобы поставить в угол разобранный планер.
— Именно так и. случилось: я пытался связаться с вами, мэм, — через секунду сказал МакГиннес более серьезным тоном. — Сегодня в полдень вам пришло письмо из Адмиралтейства.
На секунду Хонор замерла, затем принялась укладывать планер с заботливой точностью движений. Обычно Адмиралтейство использовало электронную почту, официальные письма рассылались только в особых случаях. Она постаралась придать лицу спокойное выражение, подавила в себе внезапный приступ волнения, прежде чем повернуться, и, подняв бровь, спросила:
— Где оно?
— Рядом с вашей тарелкой, мэм. — МакГиннес бросил взгляд на часы. — Ужин ждет вас, — добавил он. Рот Хонор снова дернулся в улыбке.
— Хорошо, — пробормотала она. — Ладно, позволь мне умыться, и тогда я займусь и тем, и другим, Мак.