На узких и грязных улочках Галаты в лавчонках коммерсантов можно было купить все, начиная с изюма и каракульчи и кончая женщинами и пушками. Последние, кстати, Ботеву были нужнее всего. Но купцы дико дорожились, узнавая, что имеют дело с болгарскими повстанцами. Английские и французские ружья сразу повышались в цене. Все же Ботеву удалось договориться о партии английских винчестеров, которые инкассо будут доставлены в Одессу, а оттуда переправлены в Румынию.
Из Галаты он поднялся на Перу, отыскал особняк русского посольства. Вошел в ограду, миновал клумбы пышных роз, поднялся по мраморным ступеням подъезда и очутился в просторном и прохладном вестибюле. Тотчас рядом оказался молодой человек в светло-сером пиджаке:
- Сударь?..
- Мне хотелось бы видеть посла.
- Вряд ли он сможет вас принять.
Для общения с теми, с кем Ботеву обычно приходилось иметь дело, визиток не требовалось. Но на всякий случай в типографии, где печаталось "Знамя", Ботев изготовил с десяток карточек:
СHRISTO BOTEFF
Redacteur en chef du journal
"ZNAMIA" ("LE DRAPEAU")
Bucarest
И вот случай! Ботев подал карточку молодому человеку.
- Все же я попрошу...
- Обождите, я узнаю.
Молодой человек удалился без излишней поспешности и вскоре появился вновь.
- Вас просят...
Ботев никак не ожидал, что встретиться с Игнатьевым будет так просто. Он был наслышан об Игнатьеве. Именно здесь, в русском посольстве в Стамбуле, плелись нити всех заговоров и восстаний на Балканах. Царский посол при Оттоманской Порте Игнатьев имел большое влияние на султана Абдул-Азиса. Вместе с тем он открыто сочувствовал славянскому движению, понимал боснийцев и болгар. На это и рассчитывал Ботев, передавая свою визитную карточку.
Молодой человек повел Ботева через анфиладу нарядных комнат и указал на высокие белые двери.
- Прошу, вас ждут.
Ботев очутился в кабинете посла. Беглый взгляд говорил о том, что это был рабочий кабинет посла: стол, заваленный книгами, старинный резной секретер, диваны и вдоль стен раскрытые книжные шкафы, стоящие здесь, со всей очевидностью, совсем не для декорации.
Сам посол стоял за столом, видимо, чуть рисуясь перед посетителем - так обычно позируют художникам. Узкое, пытливое лицо, большой лоб с залысиной, пышные усы... Умен и надменен, подумал Ботев.
Едва наклонив голову - этим движением он как бы приветствовал Ботева и не выжидая ни секунды, Игнатьев спросил:
- Что привело вас?
- Мне хотелось бы...
Ботев не знал, как положено обращаться, то ли "господин посол", то ли "ваше превосходительство".
Игнатьев угадал причину паузы.
- Николай Павлович, - подсказал он.
- Николай Павлович, - повторил Ботев. - У меня нет к вам прямого дела.
- Тогда... садитесь, - пригласил Игнатьев гостя, выходя из-за стола и протягивая руку.
Они обменялись рукопожатием. Игнатьев подождал, пока Ботев сядет, и лишь тогда сам легким, балетным движением опустился в кресло.
- Давайте познакомимся, - сказал Игнатьев.
Ботев с удовольствием ощутил, что этот петербургский аристократ ничуть перед ним не кичится. И чувство неловкости, которое им все-таки владело, рассеялось.
- Вы... - посол растянул это слово.
- Я издаю в Бухаресте болгарскую газету...
- И кроме того, насколько мне известно, входите в состав Болгарского революционного центрального комитета?
Ботев обратил внимание, что Игнатьев полностью и правильно выговорил название организации.
- Вам известен состав нашего комитета?
Игнатьев рассмеялся:
- Моя агентура не ограничивается Константинополем. Я неплохо осведомлен о настроениях болгар. Как, впрочем, и вы, вероятно, о моих, иначе вряд ли пришли ко мне.
- Да, нам известно, что вам не безразличны дела славян, - согласился Ботев.
- Так что же вам от меня нужно? - прямо спросил Игнатьев. - Оружие? Деньги? Протекция?
Ботев покачал головой.
- Я пришел, пусть не покажется вам это странным, просто поговорить. Если, конечно, это возможно в наше непростое время и совсем не простых обстоятельствах.
Игнатьев прищурился, поднял со стола колокольчик, коротко звякнул. В дверях тотчас возник "лакей, должно быть", подумал Ботев, - в серой куртке, с серыми бакенбардами, с выжидательным выражением лица.
- Позволите предложить вам кофе? - Игнатьев, даже не взглянув на лакея, обращался к Ботеву.
На круглом столике, как на скатерти-самобранке, появились кофе, сухое печенье, коньяк.
- Что ж, здесь мне не часто доводится просто поговорить, - Игнатьев выделил два последних слова.
Он сам пододвинул гостю чашку, сам разлил в рюмки коньяк.
- Рекомендую. Мой любимый. - Посол желал быть гостеприимным. - За Болгарию?
- За Болгарию.
- За свободную Болгарию.
Ботев улыбнулся.
- Спасибо.
- Я читал вашу статью о революции на Балканах. Не со всем в ней согласен, но обстановку, должен признать, вы оценили верно.
"Вот почему он меня принял", - подумал Ботев, а вслух спросил:
- Вы читаете "Знамя"?
- Я был бы плохим послом, если бы не знал, чем дышат болгарские эмигранты.
- Увы, моя газета больше не будет выходить.
Игнатьев пытливо взглянул на Ботева.
- Разочарование?
- О нет.
- Нуждаетесь в субсидии? - участливо поинтересовался Игнатьев.
- Дело не в этом. На газету не остается времени. Есть... более неотложные задачи.
- Вы зачем в Константинополе? - опять, что называется, в лоб спросил Игнатьев.
- Говорят о вашем большом влиянии...
- На кого?
Игнатьев, конечно, понимал, кого имеет в виду его гость.
- На Абдул-Азиса.
- Абдул-Азис... - Игнатьев усмехнулся. - Мы влияем на него поочередно, английский посол и я, для этого требуется лишь потакать его дурным инстинктам.
Они заговорили о нравах турецкого двора, - султан и его окружение интересовали Ботева. В случае успеха восстания вопрос о будущем Болгарии перейдет в сферу политики, и знать своих противников будет крайне необходимо.
- Абдул-Азис, пишут, просвещенный монарх, любит живопись, покровительствует художникам... - Ботев специально повторял отзывы европейцев, пользовавшихся султанскими подачками: было интересно, как отреагирует на это русский посол.
- Болгары, кажется, уже достаточно вкусили плодов этого просвещения, спокойно ответил Игнатьев. - Дикий двор и дикие нравы. Он действительно послал во Францию нескольких молодых людей учиться живописи, но сам предпочитает любоваться петухами.
- Петухами?
Игнатьев пересек кабинет по диагонали и вновь опустился в кресло.
- Его любимое развлечение - петушиные бои. - Игнатьев презрительно улыбнулся. - Это зрелище приводит его в такое неистовство, что во время боя он собственноручно отсекает саблей ноги петухам.
Усмехнулся и Ботев:
- О петухах забудут, в истории султан останется покровителем искусств...
Собеседники понимали один другого и даже, похоже, начинали друг другу нравиться.
И вновь Игнатьев задал прямой вопрос:
- Что же вы от меня хотите слышать?
- Я скажу, - откровенно ответил Ботев. - Только вы способны дать мне ответ на один вопрос...
Прощупывающий разговор закончился. Возникшее чувство взаимопонимания позволяло одному - открыто спросить, другому - честно ответить.
"Искусство дипломатии - далеко не всегда умение уйти от ответа, делился впечатлениями по возвращении Ботев. - Теперь знаю, что дать вовремя нужный ответ - тоже искусство высокой дипломатии".
Разговор, собственно, только начинался, предстояло главное, то, ради чего он сюда и пришел.
- Вы позволите, Николай Павлович...
Ботев ладонью обхватил подбородок, прижав к шее свою густую бороду. Как бы вторя этому жесту, Игнатьев также поднял руку и, приложив пальцы к губам, задумчиво ими пошевелил.
- Вы позволите, Николай Павлович, спросить вас, как откликнется Россия, если в Болгарии вспыхнет восстание? Я имею в виду широкое народное восстание. Какова будет реакция вашей страны, если восстанию будет сопутствовать успех? И какова будет реакция России, если восстание потерпит поражение?