«Не магли бы вы аставить мне номер мобильника штоп я вам пирезванил? Спасибо. Вы будете мне нужны».
Не ребенок ли это? Слова, которые мы выбираем, всегда позволяют определить наше положение в обществе. В этом случае я подумал о человеке, который очень рано прекратил учиться в школе.
Разумеется, я «аставил» ему свой номер. В конце концов, разве библиотерапия и незнание орфографии несовместимы? Разве величайшие писатели не проходят испытание корректированием? Корректор перечитывает, изменяет, преобразует целые абзацы их произведений – разумеется, всегда сохраняя верность произведению. Мне было любопытно встретиться с этим человеком. Мое ночное электронное сообщение было прочитано за минуту, потому что почти сразу мой телефон зазвонил. Номер, с которого звонят, скрыт. Я инстинктивно нажал «Ответить», рискуя попасть в сети центра обработки вызовов, который проводит опрос по поводу применения тройных стекол в континентальном климате.
– Добрый вечер. Библиотерапевт – это вы?
Этот голос вызвал у меня смутные воспоминания. Он не был мне совсем незнаком. Может быть, это шутка. По порядку слов понятно, что я для собеседника – единственный библиотерапевт в мире. Библиотерапия – это я один.
– Да, добрый вечер. Называйте меня Алекс.
Магическое пересечение текстов, о котором мой собеседник ничего не знал: я только что процитировал Германа Мелвилла, его «Называйте меня Измаил». Мой талант явно не имеет себе равных… Стоя на капитанском мостике, готовясь загарпунить кита, я ждал, что будет дальше.
– Хорошо, Алекс. Ну а я – Энтони. Это вам подходит?
– Не важно, какое у вас имя. Вам нужен терапевт?
– Да; во всяком случае, я думаю, что да. Это сложная история.
Все пациенты считают свою ситуацию сложной. Иначе почему бы они приходили ко мне? Я не мог представить себе, чтобы один из них связался со мной с целью сказать, что его жизнь удалась, что он и его жена – идеальная любящая пара и что он преуспевает на работе. Когда у человека все хорошо, он идет к книжному шкафу или в библиотеку, а не к библиотерапевту.
– Вы хотите поговорить со мной сейчас? Или предпочитаете, чтобы мы встретились позже?
– Я вам мешаю?
– Нет, нисколько. Я оставляю выбор за вами.
Произнося глагол «оставить», я мысленно увидел перед собой «аставить» из его сообщения. Нужно изгнать эту «вещь» из моего ума. Изыди! Иначе как я продолжу разговор, не объяснив Энтони, что в письменной речи у фонетики есть границы?
– Это мило.
– Пожалуйста, не надо: это естественно. Так скажите мне, сейчас или позже?
– Пожалуйста, сейчас.
– Очень хорошо.
– Я живу в суровой мужской среде. Это мне нравится. Но я, скажем так, иногда чувствую себя не таким, как другие.
– В каких случаа… ях… извините. Этой ночью я плохо спал, так всегда бывает со мной в полнолуние.
Я не смог подавить зевок. Мне редко случалось работать до такого позднего времени. И рано работать тоже. Я работаю днем, у меня график как в учреждениях. Я чиновник в терапии. Но необычные ситуации и приключения привлекают меня. Просто моему телу нужно приспособиться к такому положению. По крайней мере, я немедленно отдавал телу приказ это сделать. А о полной луне я сказал лишь для того, чтобы найти правдоподобный предлог. Оставалось только надеяться, что мой собеседник не астроном.
– Я футболист. Понимаете, в футболе много двигаются, задевают один другого, толкаются. Футболисты не очень-то ласковы друг с другом. И нужно давать отпор, иначе потеряешь репутацию.
– А кроме футбола, какая у вас профессия? Простите меня за любопытство, но мне нужны подробности, чтобы хорошо понять ситуацию.
– В вашем вопросе нет ничего плохого. Я профессиональный футболист. Футбол – моя профессия.
Когда я был ребенком, у моей матери была жуткая привычка в те дни рождения, которые мы с моими друзьями отмечали у нас дома, делиться с нами своими большими познаниями в литературе. Кажется, у нее были хорошие намерения; она желала заинтересовать и развлечь нас, чтобы мы не устроили разгром в моей комнате. Если бы она была парикмахершей, то говорила бы о том, какие длина и объем волос сейчас в моде; если бы она была врачом, то давала бы нам уроки того, как надо мыть руки, чтобы не позволить микробам размножаться. Но она преподавала литературу в университете.
В день, когда мне исполнилось десять лет, она говорила нам о синонимическом повторе – средневековом литературном приеме, когда одну и ту же мысль повторяют в разных формах. Чтобы настоять на своем. В этом телефонном разговоре Энтони желал убедиться, что я верно понял значение слова «профессионал». Поэтому он, как моя мать, применил повтор, чтобы я правильно понял его мысль.