– Да, я понял: вы зарабатываете на жизнь футболом.
Третий повтор. В конце концов, я тоже имею право изобретать слова. Если хорошо подумать, было очень жестоко говорить на дне рождения о риторике.
– Да, это так.
– А что вас беспокоит?
– Я плохо принимаю свою непохожесть.
– В чем вы чувствуете себя непохожим?
Несмотря на усилия моей хорошо тренированной воли, мое тело не желало подчиняться моему желанию. Мышцы моего лица и моей диафрагмы снова сократились. Мое тело отключалось. Человек не всегда хозяин себе самому. Я часто терял лицо из-за этого несовершенного организма, но когда-нибудь он заплатит мне за это. Обязательно заплатит. Например, когда я куплю абонемент в спортивный зал.
– Я оставлю вас отсыпаться. И позвоню вам завтра, возвращаясь с тренировки. Около одиннадцати часов; это время вам подходит?
Я уступил настойчивости моего собеседника и принял его предложение. Футбол – среда, зараженная допингом, не лечением книгами. Допинг так изменяет физические способности человека, что это может сравниться с мутацией. Человек больше не устает. Я никогда не принимал допинг, разве что допингом признали бы парацетамол и внесли бы его в список запрещенных препаратов.
На этот раз Анна, открывая дверь, улыбнулась мне. Сверкающие зубы свидетельствовали о ее огромной любви к уходу за ними. Чтобы добиться такого блеска, ей, несомненно, нужно в течение года три раза чистить их от камня и два раза отбеливать. Это был удар по моему страху перед дантистами. Я-то медлил у телефона несколько недель перед тем, как записаться к зубному врачу. Самый легкий предлог (забастовка парижских транспорт ников, плохое предзнаменование, поломка обогревателя…) становился основанием, чтобы надолго отсрочить такую встречу. Когда представится случай, я расспрошу Анну, как ей это удается.
Анна заговорила об удивительно мягкой погоде. Радио создает шаблоны и сглаживает разницу между беседами. Все говорят об одном и том же. Погода – тема, которую от безнадежности выбирают тщеславные люди. Потом она провела меня в комнату Яна. Дверь была приоткрыта, Анна постучала в нее и пригласила меня войти. А сама осталась на пороге и закрыла дверь, как только я оказался внутри.
Ян сидел; я видел только его спину. По его позе я понял, что он что-то пишет. Наконец он повернулся. Я никого не оставляю равнодушным, Ян тоже. На его лице оставила свои метки авария. Это было лицо воскового манекена: ничего подросткового, все застыло. Никаких изменений в будущем. Только глаза были в состоянии выразить чувство. Сейчас это было удивление.
Он протянул мне свой планшет. Там было написано:
«Я буду должен все писать. Я вам не лгал. Вы уже увидели, как я устроен, – неудачная скульптура».
– Вы написали эти слова заранее. Вы ожидали, что я буду удивлен, но я замечаю, что вы сами тоже удивлены, что видите меня. Значит, у нас есть одна общая черта: мы никого не оставляем равнодушным.
«В тот раз вы произвели на мою мать яркое впечатление. Она задавала себе множество вопросов о вас. Она представляла вас другим – с более солидной походкой, в костюме. Она заметила в вас что-то женственное… Но она слишком застенчива, она не осмелилась заговорить с вами об этом. Родители научили ее никогда не беспокоить других и плакать в своем углу. Она ледяная, верно?
А я совершенно перестал быть щепетильным с тех пор, как выражаю свои мысли только с помощью клочков бумаги или планшета. Я пишу то, что думаю. Вы, должно быть, полагаете, что это ничего не значит: преимущество быть инвалидом – то, что мне все прощают».
– Я могу понять удивление вашей матери. Я не часто одеваюсь так, как положено человеку моей профессии. Что касается некоторой моей женственности, я полностью с этим согласен. Говорят, что женственность – качество, которое есть у любого человека. Но это не важно. Однако остерегайтесь своего привилегированного положения. Не всем выпадает удача быть инвалидом. Вернемся к вашей матери. Я считаю ее очаровательной.
Не знаю, поверил ли Ян моим словам о своей матери. Возможно, в первый раз кто-то назвал ее очаровательной. На самом деле в ней не было ни капли очарования, но мне трудно было сказать это ее отпрыску.
«Вы действительно думаете, что можете мне помочь? Я видел немало господ с прекрасными дипломами, которым мой случай оказался не по зубам».
– Я никогда ни в чем не бываю уверен, когда начинаю вести пациента. Сомнение – часть моей системы. Я не врач. Врач никогда не должен сомневаться. Я хотел бы прочесть вам для начала один текст: