– Поговорили, называется! – пересаживаясь поудобнее, продолжал брюзжать Петя. – О чем другом-то, бюстгалтер ты лысый? Лучше не сыпь мне соль на рану, а то я сразу бешеным становлюсь.
– Ну хватит уже, Петро, в самом деле! – снимая котелок, нервно хлопая веками, увещевал его Кощей Скелетович. – Никто же с тобой не спорит, все солидарны. Че толку из кожи-то вылазить, если от нас все равно ничего не зависит?
– Действительно! Че ты сразу завелся-то с полуоборота? Меняем пластинку, давайте побазарим о чем-нить другом. О музыке хотя бы. – Валера эмоционально жестикулировал, держа наготове малосольный огурец в одной руке и помидорину в другой. – Ах, хороша ушица! А ты чего, Толян, себе ухи-то не положил? Готовил, готовил, а сам не ешь?..
– Ну, о музыке так о музыке, – подставляя свою кружку под разлив, с расплывшейся уже хмельной улыбкой во все лицо согласился Петр. – Чего так помалу плескаешь? Лей больше, пока моя жена не видит. Что-то меня от одного запаха этой водяры всего передергивает. Из-за одного глотка даже морщиться не хочется.
– Мне, например, уже все эти Киркоровы с Басковыми надоели – во где сидят, – откровенно признался Толя, разливая по третьей, – хуже горькой редьки стали. Как только увижу их рожи по ящику, сразу канал перещелкиваю. Ну, за тех, кто в море! Аххрь, хорошо прошла! Что-то я уже и ухи не хочу, объелся. Потом попробую, когда малость кусочки в животе улягутся, – закусив кружком колбасы, объяснился Толик. – Тебе бы, Валера, скупнуться не помешало. Скользкий весь стал, как жаба. Я тоже сейчас окунусь, пожалуй.
– Че ты ее обоняешь? Выпил залпом, не нюхая, – и все дела! – учил правильно пить водку бухгалтер Валера адвоката Петю. – Посмотришь, как ты пьешь, и никакой водки уже не захочешь.
Поднося ко рту кружку, Петя несколько раз передернулся. Наконец, брезгливо сморщившись, замахнулся он выпить залпом, но поперхнулся и закашлялся. Из ноздрей сразу выдулись пузыри, из глаз потекли слезы, а изо рта – слюни.
– Фу-у, какая гадость противная! – размазывая ладошками по лицу свои выделения, ругался он, скривив физиономию так, словно соляной кислоты проглотил. – Зараза поганая, аж из ушей, кажись, потекла. Все равно я тебя, гадина, в нутро запихаю. – Он выпил остатки со второго захода. – Какую же отраву стали делать – в рот не вломишь. На конском навозе, что ли, настаивают?!
– Да ты и по молодости всегда так пил, никогда в тебя хорошо не лезло, – упрекнул его толстый главарь банды. – На заводе всю жизнь работаешь, а пить так и не научился.
– Ну ты, учитель, шибко умным стал, как я погляжу, – огрызнулся Петя. – Ответь мне тогда, раз уж ты вумнее вутки. Кто вот эту песню поет, а то я забыл? В ней и смысла даже никакого нет, два слова всего повторяются, а музыка ритмичная такая, приятная, ноги сами в пляс так и бросаются. Он там поет: «Позищен намба ван! Девочка моя, где ты? Девочка моя, где ты?», – И стал пританцовывать на травке в такт своей мелодии.
– Ха, кто ж эту песню не знает? Это Кай Метов поет. Называется «Милая моя, где ты?», – едва выговорил набитым ртом пузатый бухгалтер.
– Ага, и я ее слышал! – поддакнул Толик, замурлыкал мотив и тоже затанцевал длинными ногами вокруг костра, виляя с большой амплитудой своим худым тазом.
С усилием воли поднялся с позы Будды и толстяк – встал для этого сначала на коленки, попутно схватив со стола вареное яйцо. «Милая моя, где ты?» – забасил он и поскакал лезгинкой вокруг костра, с гордостью тряся своим огромным брюхом. Петя, уже порядочно пьяный, с заплетающимися ногами, мог танцевать только плечами и головой, которая моталась у него на шее, как на веревке.
– Позищен намба ту! Милая моя, где ты? – заорал в экстазе Кощей Скелетович и еще больше увеличил амплитуду качания худых бедер, изображая вращение на них хулахупа. Старые плавки, растянутые у него снизу до такой степени, что того гляди все хозяйство вывалится, спадали с тощего тазобедренного сустава, он их постоянно поддергивал, продолжая танцевать вместе с друзьями детства вокруг костра.
Оргия продолжалась минут десять. Вся троица горлопастила припев совершенно в разных тональностях. Получилось трио под названием «кто в лес, кто по дрова», но всем нравилось, все танцевали кто как умел, перемещаясь вокруг костра. Петя-Винни-Пух вприпрыжку на соломенных ногах тряс головой так, что она готова была оторваться от шеи и укатиться в озеро, Кощей Скелетович в постоянно сползающих плавках крутил хулахуп, тряся кулаками на вытянутых руках, а лысый Мамонт выделывал лезгинку в семейных с цветочками трусах по колено, пошитых по индивидуальному заказу специально для слона.