– Васе-ек, Васе-ек, ты где, ты где? – Леха голосом нащупывал маршрут, чтобы случайно не провалиться.
– Да, да, да! Я здесь, ты близко, – прохрипел я маячком.
Прямо под ноги мне шлепнулся моток веревки.
– Держи. Обмотайся. Ща вытащу.
– В смысле вытащу? – прохрипел я. – Ты что, один?
– Да, один. Сам справлюсь. В тебе веса – что в мешке муки.
– Ну ты, блин, даешь. Ладно. – Я начал готовиться к подъему, обматывая веревку вокруг рук.
Тут я почувствовал легкий толчок рогами в правую ляжку.
– Бе-е-е? – с каким-то упреком и обидой негромко вопросила моя сокамерница.
Я вдруг осознал: если Леха сейчас меня вытянет, то как мы потом сможем вытянуть мою новоявленную подругу? Эта вопрос мне напомнил детскую задачку про перевозку козы, капусты и волка с одного берега на другой. В той ситуации решение все-таки предполагалось. В моей я тоже нашел его.
– Ну что там? Готов? – Лехе явно не терпелось побыстрее вернуться к душевной компании и вкусному самогончику.
– Погодь секунду. – Я присел рядом с козой и принялся обвязывать ту вокруг туловища веревкой. – Ну что, родная, полетаем? Вперед! – шепнул я ей на ухо.
Парочку раз дернув за конец веревки, проверил крепость узла:
– Готов, Лех. Тащи! – прохрипел я снизу.
Веревка натянулась, и коза медленно, но упорно стала подниматься к звездам. Мероприятие это ей явно не нравилось, но то ли от страха, то ли оттого, что веревкой ей сперло все внутренности, она лишь по-старушечьи пыхтела и билась копытами о стены ямы.
Леха к моменту начала поиска был уже изрядно под властью купажного самогончика бабы Нюры, но отменное здоровье семнадцатилетнего детины пока еще переигрывало шестидесятиградусный первач. Тянул он приятеля и не мог разобрать: вроде не таким тяжелым тот казался, но как будто сопротивляется и, вместо того чтобы помогать, упирается в стенки, издавая при этом какие-то подозрительные звуки. Чем сильнее Леха тянул, тем больше приятель сопротивлялся и никак не хотел показываться из черной бездны.
– Помогай давай! – недовольно проворчал Леха.
– Да ты тащи, тащи, – раздался хрипловатый смешок из недр. – Скоро уже.
И тут Леха решил мне подсобить.
Присев на одно колено к самому краю ямы, он опустил руку во тьму, пытаясь обнаружить какую-нибудь из частей моего тела, чтобы, ухватив за нее, извлечь друга на свет божий.
В темноте рука наткнулась на что-то твердое и холодное.
Леха начал прощупывать, пытаясь понять, что же это за часть моего тела, которую он ухватил, и насколько будет травмоопасно для меня, если он за нее сейчас дернет. Щуп-щуп-щуп. Что? Рог?
За мгновение рассказы бабы Нюры теперь и для Лехи обрели максимальную выпуклость всех художественных образов: старое кладбище, мерзкий голосишко кого-то из друзей, заманивающий тебя…
– Да ты тащи давай, что застрял? – поторопил я Леху со дна, увидев, что коза подвисла прямо перед краем.
– Ма-а-мочка-а-а-а! – фальцет осоловевшего Лехи пронзил кладбищенский покой.
Он отпустил рог, бросил веревку и скрылся со скоростью, которую лишь через много лет сможет развить Усэйн Болт.
Падающая в яму второй раз за пару часов коза, видимо на всю оставшуюся жизнь запомнила свой вечерний променад. В этот раз, летя вниз и брыкая в полете ногами, она зарядила мне, задравшему вверх голову, копытом точно промеж глаз. Я второй раз потерял сознание, обмяк и мешком плюхнулся на землю. Большего количества нокаутов за один вечер я ни до, ни после того случая, не получал.
В этот раз я очнулся оттого, что горю. Языки пламени лизали мои ладони.
«Я в аду!!!» – пронеслось в голове, и я яростно замахал руками, пытаясь сбить огонь.
Открыл глаза и увидел склонившихся над краем ямы фигуры друзей. Рядом с ними торчали черенки от лопат и вилы: однокурсники приготовились дать нечисти смертный бой. Чтобы выяснить диспозицию врага, они поджигали газету органа ЦК КПСС «Правда» (это не являлось актом антисоветчины, просто другой газеты у бабы Нюры не нашлось) и кидали горящие листы на дно ямы, стараясь разглядеть, что там, внизу.
Их взгляды и выражения лиц, зловеще подсвеченные горящей в ночи «Правдой», ничего хорошего мне не сулили. В бою с нечистью они явно были готовы стоять до победного конца.
– Это же я, братцы! – почему-то прохрипел я всплывшую в голове фразу Маэстро из фильма «В бой идут одни старики» и вознес обе руки к своим товарищам.
Я был чертовски рад их видеть.
P. S. А коза Дульсинея (это действительно оказалась коза), как впоследствии сообщила баба Нюра, каким-то образом ночами сама отвязывалась и уходила побродить по окрестностям. И особенно любила при полной Луне прогуляться по старому кладбищу.