– Что, у меня квартира-то складом крепежа для соседей должна быть, по-твоему? – отвечал кто-нибудь, явно ставя под сомнение авторитет старшего по возрасту.
– У хорошего хозяина в квартире все должно быть: от гвоздя до логарифмической линейки. Бестолочь! Каждую ржавую шайбу, что на дороге валяется, надо подбирать и в дом нести – рано или поздно придет и в ней нужда, – продолжал гнуть свое учитель и наставник. – А с завода домой ничего не принести – вообще грех великий! Все везде колхозное, а значит, все мое! – убеждал он нас, набив полный рот закусью. – У меня жена на мясокомбинате пятнадцать лет в колбасном цеху работает. У них там тоже на проходных шмонают, но она каждый день в лифчике по кило фаршу, да еще и в трусах по паре кило колбасы протаскивает. Свеженькая! Не та синюшная, что вы по два двадцать в очереди в драку-собаку берете, которая за неделю пять раз в магазине замораживалась и шесть раз оттаивала в антисанитарных условиях.
– Ничего себе, свеженькая! Представляю размер трусов и лифчика у твоей жены. Е-мое, уж не этой ли свеженькой мы сейчас закусываем? А? Загреба? Ты что, отравить всех нас хочешь? – возмущался наш коллега, главный спорщик Сергей.
– Дурында ты, а еще интеллигента из себя корчишь! Она ж моется после этого несколько раз, варится в кипятке, а потом еще и на сковородке жарится. Гляди-ка ты на него, морду от докторской воротит! – всерьез обижался Загреба. – Голодным, видать, никогда не бывал. Не хочешь – вон, сбегай, купи себе ливерной, если денег хватит.
– Да я лучше вот этим лопухом сейчас занюхну. Оба вы с женой – две Загребы!
Но в остальном наш коллега как мужик, как работник и как товарищ был вполне нормальным. Во всяком случае, вполне удовлетворял всем требованиям члена бригады. Никогда не возмущался, если была необходимость поработать сверхурочно, не лизал задницу начальству, всегда отзывался на помощь, когда был востребован его опыт регулировщика. Ну несун, да! Есть такой грех. Но ведь помаленьку ворует, а не охапками. Мы даже иногда помогали ему протаскивать через проходную что-то объемное, выпячивающееся из-под его одежды. Завод считался военным, выпускал высокоточные резисторы, какие-то секретные приборы и еще что-то, поэтому охранники на проходных могли тщательно обыскать любого работника. Обычно ощупывали выборочно, через одного или по фейсконтролю, когда чье-то хитромордастое лицо не внушало доверия охраннику. Кто-нибудь из наших шел впереди и отвлекал внимание охранника.
Обычно эту роль брал на себя нагловатый по характеру, тот самый великий спорщик Серега, по псевдониму Сырожа. Он вылуплял свое гневное выражение лица на охранника и орал: «Ну че? Харя моя не нравится? Обшмонать хочешь? Ну на! На, шмонай!» – Серега усердно выворачивал свои пустые карманы и расстегивал пуговицы на одежде. Охранник махал на него рукой, показывая знак проходить. Пока ошарашенный секьюрити очухивался и приходил в себя от такой наглости, через вертушку успевали проскочить четыре-пять заводских работяг.
Тащил Загреба все подряд, чего у него еще не было в квартире. В те пару дней за месяц, когда не было совершенно ничего нового и более-менее ценного, он чувствовал себя обиженным на судьбу, считая эти дни без толку пролетевшими мимо жизни.
В обед он обычно уходил на разведку по чужим цехам, проводя рекогносцировку, замечая, что и где плохо лежит. Воспитывать в духе строителя коммунизма его было уже поздно, хотя такие попытки с нашей стороны предпринимались довольно часто.
В один из таких горестных дней после хождения на разведку в цех гальваники он сообщил нам о химическом чуде – какой-то концентрированной кислоте.
– Представляете, горе-то какое! Уборщица, девчушка еще совсем, решила унитазы в туалетах от желтизны этой кислотой отчистить. Почерпнула из гальванической ванны полведра, притащила на второй этаж к своим туалетам и только было собралась работать, как дно у ведра бац – и отвалилось, – возбужденно, заговорщицким тоном рассказывал Борис Федорович, пылко оглаживая свою плешку. – Все ляжки себе молодые испортила, в больницу увезли, бедную. Все теперь, аля-улю! Кто ее с такими ляжками замуж-то возьмет?
Загреба не мог успокоиться после этого случая. Все строил планы, как добыть и вынести этой кислоты условно честным способом, рассекречивая нам свои планы на предмет их совместного обсуждения для поиска наименьшего риска.
– Ты что, совсем больной на голову стал? На кой тебе дома эта гадость? Только ее у тебя для полного счастья не хватает! – стали мы выговаривать ему свой протест. – Давай кончай-ка ты с этим делом, по-дружески предупреждаем! А может, ты преступление какое готовишь? – больше всех распалялся Серега, имеющий хорошую практику вылуплять глаза на своих оппонентов. – Может, ты своему вредному соседу, который каждый день шурупы у тебя просит, в морду хочешь этой отравой плеснуть? – выдумывал и приписывал он Загребе для разнообразия жуткие варианты преступлений. – Может, ты притворяешься тут перед нами хорошеньким-то, а сам террорист поганый? Давайте, мужики, сдадим его охране! Пусть в тюрьме посидит годика три. Может, одумается.