– И впрямь так кучеряво живете? У меня муж шахтер. Что на шахте возьмешь? Ведро камней? Провались такая жизнь! Сколько еще так будет? Детей жалко…
Возмущались и ругались уже дольше. Досталось опять президенту и всем по рангу нижестоящим.
– Да врет он, – сказала неверующая железнодорожница, – мой сосед говорит, что на молокозаводе не воруют. Деньги им дают регулярно. Никто ведь не рискнет из-за пакета молока с работы вылетать. А стыдобища-то будет, если поймают. Врет он!
– Может, это на других заводах, – ответил парень. – А вот у нас, на молокозаводе, все не так. У нас же проходная прикормленная. Сидит тетка у дверей: что она домой принесет? Она доступа к продукции не имеет. Ну поймает она меня – кому от этого лучше? Похвалят ее, и все! А так – она меня пропускает, не замечая, что у меня под растягивающейся майкой и в футбольных гольфах, а я ей оттуда кое-что достану и поделюсь. И нормалек!
Кто-то усмехнулся, кто-то удивился. Не выдержали, вступили в разговор и почему-то молчавшие до сих пор шахтеры.
– Все, мужики, надо как-то перебираться на молокозавод. Что мы гнием в нашей дыре? Холод, вода, темень, риск какой – и ничего тебе! А тут пей молоко, сметану ешь – не хочу! Красота! Там к вам на работу не принимают? – поинтересовались у парня.
– Не-е, трудно это, мужики. У нас ведь, на молокозаводе, текучки нет. Деньги дают, не то что у вас. У нас чисто, тепло, еды вдоволь.
– Замолчи ты! Еды у них вдоволь. Фантазер нашелся! Не нервируй народ, – раздалось со всех сторон.
Подошел автобус. Народу набилось много. И так стояли вплотную друг к другу, а еще толпа садоводов с ведрами, рюкзаками и корзинами. Кое-как втиснулись.
– А вот у нас, на молокозаводе, ну ни у кого садов нет, – снова заладил парень. – Зачем мне сад? Вкалывай целое лето. То тебе дождь все зальет, то солнце высушит. Потом горбатиться, урожай убирать. Конечно, если б я работал, как вы… А у нас и так еды хватает.
Возмутились некоторые садоводы:
– И мы не от хорошей жизни в сады гоняем. Сыну деньги не дают, дочери тоже. Внуков надо кормить.
– А вот у нас, на молокозаводе, – сказал парень, но его тут же перебила бойкая железнодорожница:
– Так и ехал бы на свой молокозавод. Сада у тебя нет, куда же ты с нами навострился?
– Я слышал, что у вас муку давали под зарплату. Вот хочу договориться на обмен: мне муки, я – сметаны грелку-другую. Или молока, кому что надо. Ведь у нас на молокозаводе…
Пассажиры встрепенулись. Кое-кто стал уточнять условия бартера.
Мужики с шахты решительно отсекли обогатителей, железнодорожников и садоводов.
– Давай, парень, не отвлекайся. Едем к нам, на шахту. Сейчас договоримся. Поменяем муку. Что там у тебя есть? Сколько на сколько? – посыпались конкретные предложения.
Парень переместился поближе к шахтерам:
– А вот у нас, на молокозаводе, есть еще и масло. Мужики, масла надо? Мы день выносим в грелках сметану и кефир, в другой день накладываем под майку по несколько пачек масла. Только давайте договоримся на берегу: чтоб сразу встречали в кустах у молокозавода, а то масло-то холодное, пока несешь – околеешь. Масло дороже будет, мужики. Я ведь простыть могу, рискую здоровьем.
– Согласны! Согласны! – повеселели те. – За масло даем муки вдвое больше. Да, мужики?
– Какой разговор? Конечно!
Вышли на своих остановках садоводы, в автобусе стало заметно просторнее, но шума не убавилось.
Досталось президенту, досталось директору рудника. Потому что дети рабочих не видят ни масла, ни молока. Потому что их родителям на работе вместо зарплаты выдали по три банки кильки в томатном соусе, в то время как своего дорогого сынка директор (вроде бы) повез в Италию, посмотреть футбол. Скоро собирать детей в школу, и не на что купить одежду, обувь и тетрадки…
– А вот у нас, на молокозаводе, – не унимался парень, – ну все не так. Как вы живете? У нас директор и деньги дает, и…
– Замолчишь ты или нет, наконец-то?! – прикрикнула железнодорожница.
И тут не выдержала молчавшая всю дорогу молодая девчонка:
– Женщины, миленькие, успокойтесь вы. Не слушайте его. Он работает у нас, на шахте, электровозником. Посмотрите! – дернула парня за футболку, за штанину спортивных брюк. Под ними не оказалось ни футбольных гольф, наполненных сырками, ни грелок со сметаной, ни пачек масла.
В автобусе наступила тишина. Кто-то смотрел на кудрявого парня молча, кто-то задумчиво, но большинство – весело, с улыбкой, оценив пусть и с привкусом горечи, но все-таки юмор.
– Бабочки, не сердитесь! – парень вывернул пустые карманы, поклонился. – Ну не был я на молокозаводе. Не был. Никогда. Клянусь! С ними я, – кивнул на стоящих рядом коллег.