— Би-ис!.. Ура-а!..
Это прозвучало, как команда. Ревя и сокрушая стулья, мужчины пошли на приступ, повалили по проходам, и скоро затопило всю площадку перед эстрадой. Над головами, над сгрудившимися спинами, над затылками замелькали рюмки, фужеры, стаканы, кулаки с зажатыми деньгами. Красильников видел, что Семен, раскланиваясь ловко и привычно, чокается со всеми, кто тянулся, и в то же время быстро, как бы мимоходом, незаметно собирает свободной рукой все, что протягивалось в кулаках. Собирает и прячет, рассовывает по карманам, и в этой незаметности и ловкости собирания видна была немалая наторелость, мастерство. Девушка тоже кланялась и улыбалась, но не чокалась, а лишь помогала трубачу собирать обеими руками.
— Ну? Видал? — спросил запыхавшийся Семен, с размаху плюхаясь на стул и рыская глазами по разграбленному столу. Из кармана у него, как уголок платочка торчала смятая рублевка. Он что-то глотнул, что-то подцепил на вилку и зачавкал, низко пригибаясь к тарелке и возбужденно блестя глазами.
— Деньги-то зачем? — проговорил страдальчески Красильников.
Семен перестал жевать и, оберегаясь чтобы не капнуть на грудь, застыл с поднесенной ко рту вилкой. Помолчал, бросил вилку, — расстроился чрезвычайно.
— Никак что-то мы с тобой… — и скомкал, отшвырнул салфетку.
Подошла, приблизилась девушка, тоже возбужденная, с улыбкой, с уверенностью, что гостю все понравилось. Семен, едва взглянув на нее, сунул ей выдернутый из кармана рубль.
— Тебя еще не хватало! На, сходи лучше за водой.
Ничего не понимая, она с беспокойством посмотрела на одного, на другого.
— Не надо мне денег, — сказала она. — У меня есть.
— Сколько? — отрывисто спросил Семен, все еще избегая смотреть на Красильникова.
— Вот, — девушка доверчиво показала ему мятые рубли и трешки. Он быстро, деловито забрал все, что у ней было, оставил прежний рубль.
— Воды.
В недоумении она отошла, не посмела ослушаться, но, пока уходила, несколько раз оглянулась. В покорности ее было что-то жалкое. — Красильников отвернулся и стал сердито барабанить пальцами по столу.
Скоро он заметил, что кто-то вновь делает ему издали знаки, пригляделся и снова узнал дядю Леню. На этот раз Красильников откликнулся сердечнее — он оживился, поднял и показал рюмку, приглашая выпить.
— С кем это? — хмуро спросил Семен и оглянулся. — А, этот.
— Может, пригласим? — предложил Красильников.
Не отвечая, Семен забрал у подошедшей девушки бутылку с водой, налил, жадно выпил, затем порылся в кармане и достал трешку.
— На, — протянул девушке, — и скажи, чтобы за тот вон столик… да не туда смотришь!.. — за тот столик подали сто граммов коньяку или двести водки. Нет, пускай лучше водки.
Кажется, все выпитое за весь сегодняшний день давало знать. — Красильников, морщась, потер горло. Болела голова и сухо, больно было глазам.
Семен сказал:
— Мы после всего собраться хотели. Посидеть, поговорить.
— Где собраться?
— У меня хотя бы… Хаты, слава богу, у всех есть. Посидим. Если хочешь, девочку организуем. Стелка сейчас позвонит. Если хочешь, конечно.
— Да ну вас, с девочками вашими!
— Смотри, твое дело. Может скучно показаться.
— Да нет, я совсем не хочу.
— Ах вон как! — уязвленно протянул Семен. — Разногласия, так сказать, на идейной почве!
Красильников наблюдал, как он сердится, и разочарованно покачивал головой.
— Слушай, Сеня… Семен… Как тебя по батюшке-то?
— На официальную ногу переходишь?
— Так ведь неловко. И лысина вон, и зубы золотые… Возраст все-таки. Пацанам-то в отцы годишься.
— Мо-ра-ли-тэ! — Семен скривил губы. — Ну, ну, понятно. Значит, память, сколько бы лет ни прошло…
— Помолчи насчет памяти, — предупредил Красильников. — Твои подходят.
Семен трудно поворотил голову, с раздражением оглядывая всех, кто подходил и без стеснения располагался за столом. Красильникову показалось, что он сейчас прогонит их, чтобы не мешали, — и отодвинулся: вообще-то пора было прощаться. Он с улыбкой взглянул на Пашкиного сына, совсем взрослого, самостоятельного парня, развалившегося на стуле с сигареткой и рюмочкой.
— Что ж, Олег… Олежка… Олег Павлович. Я пойду.
Неожиданно обрадовалась и захлопала в ладоши девушка:
— Ой, а ты разве Павлович? Я — тоже!
Не разжимая зубов, Семен процедил в ее сторону:
— Зат-кнись!