Павел покраснел, опустил глаза, но деньги взял. Когда он уходил, Фаина Степановна пожаловалась:
— Забивает, совсем забивает нас колхоз. Боюсь, не поедут со мной люди. Переехать-то мы переедем, а людей придется новых набирать.
И попросила:
— Ты почаще теперь заглядывай. От тебя нам только польза.
Это подумалось Павлу впервые, и если бы не деньги, кто знает, может, никогда бы и не пришло в голову — ведь сколько он живет у Пелагеи, а только в первый раз несет в дом. Ну что там за помощь от него была? Сено, погреб, ну разве когда забор починит. А мужчина все-таки должен быть главой семьи, кормильцем.
Павел с подчеркнутой небрежностью бросил деньги на стол и, делая вид, что не замечает восхищенного изумления Пелагеи, пошел мыть руки. От железной копоти и ржавчины теперь надо было отмываться неделю. Пелагея не знала, чем и угодить, — поливала на руки, достала новое полотенце и все глядела, ласкала его счастливыми бабьими глазами. Ночью, притихшая под его тяжелой, пахнувшей железной окалиной рукой, она шептала, перебирая на его рубашке пуговки, — советовалась:
— Думаю козу, Павлик, купить. Сейчас можно совсем по дешевке взять.
— Да зачем она тебе? — лениво возражал Павел.
— Молоко, Павлик, у коз густое. Специально пьют, когда грудя слабые.
— Еще чего, от нее пакости не оберешься.
— А я привяжу. Я буду ходить за ней, ты не бойся!
— Ну ее к черту. Нашла тоже…
— А может, ты себе что хочешь? Ты говори, говори!
Потом она поделилась давнишним желанием — купить насос. Для поливки огорода.
— Такие, знаешь, есть большие насосы. На керосине даже может работать. Завел и иди себе, он сам польет. Ты и не видишь, — упрекнула она, — у меня уж руки от ведер отваливаются. Ну-ка потаскай на этакий огородище!
Против насоса Павел не возражал. Он даже оживился, представив себя ранним, еще до восхода солнца, утром в огороде; веселая вода с треском вырывается из медного наконечника, рвет из рук шланг, а он вдруг вздымает холодную струю вверх, на мгновение построив в воздухе гарусное коромысло радуги. Нет, насос купить можно.
— Только есть ли они в магазине?
— Я найду, — успокоила Пелагея. — Есть там у меня… знакомый один. Деньги только надо.
— А сколько? — Павел огорчился: нет, этих, что у него, не хватит. Жалко, насосишко бы действительно не помешал. Чем ведрами, так лучше… как говорит дед — механизация. С этого дня на Павла то ли блажь нашла, то ли в самом деле загорелся — насос не выходил из головы. Особенно вечерами, поливая с Пелагеей огород, он ломал голову — надо, надо добыть где-то денег. С насосом бы дело пошло!
В конце концов он решился — пойду! Оделся и направился в артель, к Фаине Степановне. Но чтобы не подумали, что пришел наниматься специально, Павел походил по двору, минут двадцать посудачил с пронзительным дедом, который теперь целыми днями отирался около отремонтированного мотора. В конторку к Фаине Степановне зашел как бы мимоходом, от нечего делать.
— О! — обрадовалась она. — А я уж думала сама к тебе идти.
— Всегда рады, Фаина Степановна. Что это за срочность такая?
Она стала рассказывать — решили они установить машины в швальню, уж больно жалуются старики, что трудно сшивать овчины. Машины купить есть где, механика нет. Не поможет ли Павел?
Желаемое само валилось в руки. Но Павел чуточку покуражился:
— Не знаю даже, что и сказать. Хозяйство же… На все время нужно. Туда, сюда — и день прошел…
Но постепенно стал сдавать и под конец шуточкой, с неловким смехом, осведомился:
— Стоит ли хоть браться-то за это? Время…
— Да нам это пустяки! — оживилась, не поняв его, Фаина Степановна. — На машины деньги давно есть. А потом — окупятся.
Павел порозовел от неловкости, но от своего уже решил не отступать.
— Да, Фаина Степановна, — похохатывал он, — я о себе говорю. Мне-то там — хоть на пол-литра перепадет?
И сразу почувствовал: Фаина Степановна осеклась, прицелилась на него прищуренными глазами, но не долго, — сморгнула.
— Вот видишь, — и долго стряхивала с папиросы пепел, — а ведь тогда отказывался. Понравилось. Но не бойся — заплатим, не обидим. Я слышала — твоя-то и переезжать не хочет. Что же решили делать?
Павел покраснел мучительно, до слез. Не помнил, как и вышел. «Нет, к черту все! Не хватало еще… Позорище, стыд какой… Узнали бы ребята! Тьфу!»
Дома его ждала счастливая присмиревшая Пелагея. Едва дождалась.
— Ну, иди. Смотри, — сдержанно теплилась она радостью.