— Он ждет, Маккензи. — Сэм поднял палку и сильно ударил меня по пальцам тупым концом. Боль пронзила меня, словно молния, — от кончиков пальцев до паха.
— Сэм, — крикнул я, срываясь, — пожалуйста, не делай этого…
— Приятно слышать твое нытье, Маккензи.
— Да, я прошу тебя, Сэм.
— А ведь ты жрал мой хлеб. И устроил такую подлянку.
— Ну пожалуйста, выпусти меня, Сэм.
— Чтобы ты отправился на меня доносить?
— Не скажу никому ни слова, клянусь тебе.
— Ты лгун, Маккензи. Изоврался, дальше некуда. Эдакий красавчик, с выгоревшими волосами, притом наглый лгун. Правда, почти мертвец!
Последовала серия быстрых ударов — все равно, что молоток, вгоняющий пальцы в ржавый металл. Когда они конвульсивно разжались, мне показалось, будто ладони принадлежали кому-то другому.
По стенке бассейна я скользнул на дно; на этот раз с запасом воздуха в легких… и кислорода в крови — той самой, что окрашивала воду возле ладоней.
Серебристая, похожая на торпеду тень была в дюжине ярдов справа от меня.
Не двигаясь, мы изучали друг друга. Для меня, бедняка, родившегося во Флориде, вода была родным домом: одно лето я работал спасателем, другое, после первого года учебы в колледже, матросом на креветочном траулере.
Родной дом… И царство Атиллы. Его владения.
Я не сводил глаз с расплывчатой тени его хвостового плавника. Вот она качнулась. Или же вода сыграла со мной шутку?
Не собираясь выяснять это, я с шумом выдохнул из легких воздух и, теряя плавучесть, плашмя улегся на дно у стенки.
Передо мной промелькнуло белое, как хлопок, брюхо, вода заколыхалась — акула проплыла мимо, и я тут же устремился наверх.
Отфыркиваясь, сделал вдох. Сэма на платформе уже не было: он все видел и мог угадать место, где я всплыву. Теперь он стоял на узенькой, смахивающей на металлическую полку, решетке, отделяющей резервуар с Атиллой от соседнего.
Прижимаясь спиной к сходящимся углом стенкам акульего бассейна, я завис, едва шевеля руками. Подо мной, в ожидании, плавала рыбина.
К этому времени приступ постыдного, слепящего страха уже оставил меня. Медленно повернувшись, я всмотрелся в нависшее надо мной лицо спятившего человека.
— Сэм, что бы ты обо мне ни думал, я не сделал ничего дурного…
— Попроси еще разок, Маккензи.
— Не знаю, о чем просить.
— Даже имея под собой судью, а меня — сверху, Маккензи?
— Клянусь, я понятия не имею, в чем дело.
— Долорес тоже поклялась, парень. Дала клятву, что не станет больше с тобой связываться.
— Она назвала меня?
— Она думала, что это ей поможет, Маккензи.
— Она солгала, Сэм. Я никогда не имел с ней дела. Она ненавидела меня, хотела навредить.
— Это мне она навредила, парень.
— Значит, она покрывает кого-то другого.
— Ты и есть этот «другой».
— Нет, Сэм… Может, она любит его, этого парня, и боится, как бы с ним чего не случилось. И как раз подвернулся я, грешник от рождения.
— И к тому же мертвый, Маккензи.
— Сэм, погоди… подумай… не делай того, о чем будешь жалеть всю жизнь.
— Я буду вспоминать эту минуту с удовольствием, Маккензи.
— Не будешь, когда поймешь, что ошибся. Сходи за Долорес, приведи ее. Пусть она посмотрит мне в глаза и выскажет свои обвинения в лицо, как принято у мужчин… а я посмотрю на ее лицо.
— У нее нет лица, парень. Уже нет. Прошлой ночью, после того, как мы здорово поссорились, она выложила все напрямик и тогда, уже видя ее мертвой у моих ног, — поглядел я на эти лапы, свернувшие ей шею, и отвез тело в залив. И как можно дальше, парень, туда, где рыба поголодней. Тогда я уже подумал про Атиллу, но, как только она умерла, я сразу понял, что Атилла — для тебя, Маккензи.
Крепко ухватив тяжелую бамбуковую пику, он опустил ее, целя мне в лицо. Я дернул головой вбок, и бамбук со звоном ударил в стенку бассейна.
— Порядок, Маккензи, порядок… — хрипло проговорил Сэм.
И выдал серию коротких тычков, попадающих мне в спину и плечи, вынуждая покинуть спасительный угол и сдаться на милость Атилле.
При мысли о том, каким лакомым куском окажутся для акулы мои ноги, болтающиеся посреди бассейна, меня едва не охватила паника. Я резко нырнул и устремился на дно. Все двадцать с лишним футов мускулистого, жесткого тела Атиллы приближались ко мне в широком развороте — он уже начинал переворачиваться, чтобы привести пасть в необходимое положение. Солнечные лучи розоватой колонной высветили воду и блеснули на торчащих рядами акульих зубах.