Она. Кто же я, о — незнакомец?
Он. Загадочная и очаровательная… А как эта маска танцует!
Она (снимая маску). Дино, не делай мне столько комплиментов. Боюсь, мне не выдержать подобного потока. Я так давно не слышала такого водопада замечательных слов в свой адрес.
Он (отбрасывая прочь маску). В них нет ни малейшего преувеличения. Ты — фантастическая женщина, Мэрилин, и я тебя обожаю. Ты всколыхнула всё лучшее во мне, то, что, я полагал, давно ушло.
Мэрилин. Но это благодаря тебе, Дино. Тому Дино, который сейчас перед мной. Не тому, кого я наблюдала изо дня в в день, из-за забора. Тот — самовлюбленный громкоговоритель, обрушивающий на окружающих сотни клише в минуту…
Дино. Да, но и ты — не та Мэрилин, которую я знал. Даже эти тремолирующие нотки в голосе, я их никогда прежде не слышал.
Мэрилин (на мгновение прислоняя маску к лицу). Вот — моё новое лицо.
Дино (подхватывая). И оно мне нравится!
Целуются. На мгновение отстраняются, улыбаются, целуются ещё страстнее.
Дино. Замечательный вечер. Честно сказать, я уже дважды видел «Продюсерс». Не хотел тебе говорить. Спасибо за приглашение. И за то, первое — на церемонию вручения наград.
Мэрилин. Это не мне — это Марку. Если бы не его отказ, мы не смогли быть сегодня вместе. Кажется, я зря его ругала…
Дино. Жаль, твоя команда не получила Тони. Ваши «Вакханки» — совершенно блестящая постановка.
Мэрилин (нежно проводя рукой по волосам Дино). Какое это теперь имеет значение? Наши спектакли уже четвёртый раз выдвигают на Тони. И это — не рекорд. Моего друга Ави Харли номинировали семь раз. И все семь приз давали другим. Но сейчас не хочу даже думать об этом. Все эти призы — погремушки на ярмарке тщеславия. Мир изменился в моих глазах. Даже краски вокруг стали другими.
Дино. И жизнь — другая. Ну ничего, получишь Тони в следующий раз. (меняя тему.) Ты твёрдо решила рискнуть?
Мэрилин. Да. Твёрдо.
Дино. И когда?
Мэрилин. Запускаемся через два, максимум — три месяца. Деньги нашли; пять миллионов дают инвесторы, пять — мама, из моей доли наследства. Насилу уговорила, никак не соглашалась. Говорила, что эти деньги, по завещанию отца, не могут быть получены заранее. Что не любит мюзиклы. Но мы с юристом всё-таки нашли лазейку в бумагах. Всё остальное — готово. Вчера подписали контракт с театром, закончили отбор актёров. Остались — мелочи.
Дино. Хороши мелочи, когда на кону десять миллионов долларов! И никаких гарантий!
Мэрилин. Гарантий нет никогда. И удача, увы, непостоянна. Постоянны только завистники!
Дино. И как ты к ним относишься?
Мэрилин. С возрастом помягчела. Раньше взрывалась, как порох. Потом поняла. Не завидуют тому, кто ничего собой не представляет. Если ты ничего не делаешь, все тебя любят. Говорят, какой прекрасный, замечательный, редкой души человек. А если горишь, стремишься к чему-то, страдаешь, требуешь отдачи, ты — сволочь, неврастенник, кровосос… (Улыбнувшись.) Меня надо беречься, Дино… Могу быть опасна.
Дино. Спасибо, что предупредила. Буду знать! (Глядя на часы.) Чёрт! Пора уже быть в аэропорту. Я должен вылететь в Чикаго первым рейсом.
Мэрилин. Я провожу тебя.
Дино. Спасибо, дорогая. Если не возражаешь, поеду в Ла-Гвардия один. У каждого свои странности. Люблю, когда меня встречают, и ненавижу, когда провожают. В среду вернусь, решим, что делать дальше.
Мэрилин. Ума не приложу. Столько людей в нашем замкнутом круге. Родители, дети, бывшие мужья и жены. Я больна от этих мыслей.
Дино. Дети совсем неуправляемы. Франко хамит с утра до ночи.
Мэрилин. А Алисон? У нас всегда были непростые отношения, а сейчас — просто кошмар. Конечно, я понимаю. Слишком неожиданно, слишком болезненно. Но ведь и мы — живые люди. У меня сердце болит с утра до вечера… Как бы они не натворили глупостей…
Дино. Я боялся, ты сорвёшься, когда она в антракте начала вдруг на тебя орать из-за упавшей программки.
Мэрилин. Да, просто чудом сдержалась. Чуть от стыда не умерла. Моя дочь кричит на меня. И где — в театре, где все меня знают, когда вокруг десятки знакомых. На спектакле, куда я её пригласила. Позор!
Дино. Забудь на время об этом. Положись на меня. А пока, подари мне ещё один танец! Мы ведь в самом сердце театрального Нью-Йорка.