— Вы так думаете? — Устинович с любопытством оглядел таежного инженера; это была удобная минута для главного разговора; он вкрадчиво заговорил: — Простите, почему-то вспомнил о дочери. Как она работает? Она ведь ужаснейший лодырь. Там у вас вполне безопасно?
— Моя жена умерла в горах от детской болезни — от скарлатины.
— Вы очень трудный товарищ! С вами нельзя откровенно.
— Можно.
— Мы с женой мечтали выдать Галочку за одного достойного юношу… — говорил Устинович, выбирая слова.
— Она выберет достойного.
— Но ее внезапная привязанность… Признаюсь, не ждал. Вызвать к себе у девчонки одновременно уважение и жалость. Это опасный возраст, когда обязанность взрослых — оберегать молодежь от жизненных неудач и ошибок.
— Не беспокойтесь за Галочку. От всех жизненных неудач и ошибок ее охранит совесть. Она у нее наличествует.
— «Охранит совесть»… — раздраженно передразнил Устинович. — Так же умно, как «бог ее охранит». Совесть не охраняет, этого от совести не требуется. Совесть неосторожна, Иван Егорыч… Вы знаете, сколько вам могут дать?
— Знаю. Лет пять, если вам так захочется. — Он посмотрел на часы и дотронулся до плеча шофера. — Выпусти, Кузьмич… Я тут сойду, вас подвезут в управление, — сказал он, выходя, Устиновичу. — Еще два-три дня — и я в полном вашем распоряжении. Встретимся у прокурора?
Машина оставила его одного в лесу.
45
Калинушкин принял Устиновича в своем кабинете. В вечерний час сели ужинать — хозяин и гость. Старые друзья не чинились: расстегнутые воротнички, непринужденные позы…
— А еще говорят: «Глушь, где-то в горах…» Завидую! Можно тост?
— Ну, дела. Даже коньячком не запасся, — ворчал Калинушкин.
— Зато, видишь, я запасся, — засмеялся Устинович, раскупоривая бутылку. — Один-единственный тост, можно?
— К чему это между нами… Ты о чем?
— О зависти!
Калинушкин подошел к магнитофону и незаметно щелкнул — включил на запись. Он хотел потом еще раз послушать на досуге.
— Дед твой, простой русский десятник, строил Великий Сибирский путь, — говорил Устинович, подойдя с рюмкой к портрету, висевшему на стене. — Зимой в тулупе ездил верхом на участок и считал встречные купеческие обозы на тракте. А дорогу тянули под песню, под «Дубинушку», — вся тогда была механизация…
— Неправда, уже и транспортеры применялись. И укладывали быстро по тем условиям, — с улыбкой поправил Калинушкин.
— Отец твой строил Турксиб. От деда недалеко ушел: прораб без образования.
— К чему ты это все?
— Как они должны завидовать тебе — и дед и отец!
— А ты? — исподлобья уколол Калинушкин.
— И я завидую иной раз! Сказочная техника, и ты ее дирижер. Махнул палочкой — и в этой глухомани медвежьей симфония паровозных гудков. Поворочал два года…
— Три с половиной, — поправил Калинушкин.
— Ну, три с половиной… И результат не замедлил сказаться!
— Брось это! — Калинушкин выключил магнитофон. — Давай выпьем, что ли.
Стоя среди комнаты, они чокнулись и выпили.
— Вот послушай лучше. Я записал твой тост для потомства. Только терпи — ленту прокручу. Минуточку, не обращай внимания…
Хозяин с наслаждением слушал громкое бульканье пополам с птичьим щебетом — характерные звуки прокручиваемой обратным ходом ленты. Гость невольно насторожился. Калинушкин включил кнопку — послышался голос Устиновича, его последняя фраза: «…и результат не замедлил сказаться!»
Калинушкин бесцеремонно смеялся, уже не скрывая своей шутки.
— Над чем смеешься? — спросил Устинович, поставив рюмку на стол.
— Над тем, как ты красиво говоришь.
— Это неправдоподобно?
— Нет, почему же… только ты не о будущем этого глухого края размечтался.
— О чем же?
— О том, как бы удрать отсюда. Смотать бы удочки поскорее. Как сделать сногсшибательный вольт в своем стиле: подписать белый лист ватмана, даже не дожидаясь, пока чертежники исполнят проект, а в Москве доложить в министерстве: «Я изучил и разобрался…» И сослаться при этом на авторитет дяди Рики… Лишь бы дочку увезти от этого непредвиденного романа в тайге… Ты же для этого явился?
— Тепло, — сказал, помолчав, Устинович.
Калинушкин не понял, пощупал батарею:
— Жарко?
— Нет, просто тепло, — с любезной улыбкой отозвался Устинович. — Помнишь детскую игру: ищут спрятанную вещь. Если близко — все кричат: тепло! А когда найдут: жарко! Не стану скрывать: в вашем конфликте я разобрался бы и без вас.