Запомнился мне Сен-Готардский перевал, весь заснеженный. Здесь когда-то Суворов с русскими войсками переходил Альпы, чем обессмертил свое имя и своих солдат. Запомнились невзрачные неуютные скалы, а также памятник в виде креста, высеченного на прямоугольном гранитном постаменте, и пронизывающий холодный ветер высоко в горах.
Мы посетили очень хороший богатый музей искусств в Цюрихе. Экспозиции картин известных и не очень известных авторов напомнили мне день, когда мы с Колей Фомичевым ходили по залам Третьяковской галереи - прошло-то всего три года. С гидом ходила израильская группа. Одна девушка из этой группы, услышав русскую речь, подошла к нам, мы познакомились. Она с родителями уехала в Израиль из Минска, когда ей было несколько лет. Все они были из института искусств, посетили уже несколько музеев мирового значения. Я ради любопытства взял у нее автограф. Она написала в моей записной книжке и по-русски и на индиш. Было интересно видеть, как пишут слова справа налево. Я спросил Токарскую - так была ее фамилия, зачем они воюют с арабами? Она ответила в том смысле, что это их жизнь, их политика - она никого не касается. Сказано было с улыбкой, не зло, мы расстались друзьями.
Нужно добавить, что в Швейцарии я заснял десять кинопленок на свою любительскую кинокамеру 'Аврора'. Меня заразил кинолюбительством в 1967 году начальник смены соседнего цеха Назаров Александр Изосимович. В то время у него созрела мысль снять фильм 'Один день секретаря парткома' про выходца из нашего когда-то совместного цеха ДК 1-3 Грачева. Я даже заинтересовался написанием сценария, стал покупать литературу про любительские фильмы, а затем как раз перед туристической поездкой купил себе кинокамеру 'Аврору' за 70 рублей. К сожалению, пять кинопленок не получились, они были с вещами в багажном отделении и оказались засвечены, полагаю, что это сделано было спецслужбой (просто не вижу другой причины). Остальные пять коробочек я нес в кармане костюма, и они сохранились, я проявил их и долго еще смотрел на своих товарищей по далекой Швейцарии, цветущие сады весеннего Цюриха, мрачный дом, где жил Байрон у Женевского озера, да еще многое другое. Со временем кинопленки сильно выцвели, а затем и кинопроектор сломался. На смену кинопленке пришла видеопленка, но перевести с одной на другую у меня никогда не будет возможности. Все осталось только в памяти, да на бумаге.
Уже по приезде в Ефремов я в комитете комсомола довольно подробно рассказал о поездке. Володя Юрасов заинтересовался Славиным:
- Да ведь Левку Славина я хорошо знаю, он у нас в Швеции группу возглавлял. А затем его от руководства туристическими группами отстранили, потому что там парень один остался. Собираемся мы в отеле домой в последний день, нам улетать уже через два часа из Стокгольма, смотрим: Пашка пропал. Так и не нашли, а он уже после в аэропорт позвонил, попрощался, сказал, что попросил политического убежища. Значит, простили Левку? Но раньше он работал в центральном аппарате ВЛКСМ, а сейчас очутился в Обкоме, значит, понизили...
В 1968 году сильно ухудшилось здоровье моей матери. Она часто лежала в больнице, после Швейцарии я застал ее в санатории в Горках, под Москвой. У нее ухудшилась работа почек, было подозрение на туберкулез. Отец с 1965 года жил на пенсию в 57 рублей. В общем-то много денег уходило на лекарства. И в квартире все пропахло лекарствами. Летом родители потихоньку занимались на даче, у нас там были посажены яблоньки, вишни, много смородины, мать выращивала ягоды. Вначале ягод было много. А затем все это стало исчезать, мать не могла уже много сил отдавать саду, отец нервничал, бывало, они ругались. Я не всегда понимал причины их споров, был младшим сыном в семье и не при мне, в основном, складывались их отношения.
Приходилось много работать, делать контрольные, ездить в институт, сдавать задолженности. В цехе мне присвоили седьмой разряд аппаратчика полимеризации, работать было интересно, да и коллектив, хотя и обновлялся, был по-прежнему дружный. Летом ездили на турбазу, зимой - в рощу, катались на лыжах, гоняли по снегу в футбол. Меня ставили на подмену старшим мастером на полимеризации.
Много пришлось выступать в спортивных состязаниях за цеховые команды: по футболу, волейболу, легкой атлетике, шахматам, шашкам, теннису. Дошло до того, что меня включили в сборную завода по легкой атлетике, и трижды мне пришлось тренироваться на сборах, а затем мы ездили в Тулу, Новомосковск на областные соревнования. Мне пришлось участвовать в эстафетном беге 4х100 метров, в прыжках в длину, а также в моем любимом виде спортивной программы - в метании копья, где я был неизменным чемпионом завода и города.
У нас был свой тренер по легкой атлетике, он занимался со мной индивидуально, требовал, чтобы я перед началом занятий в секции предварительно разогревал мышцы. Наверное, я их не так разогревал, и в конце концов растянул связки и бросил легкую атлетику, так как при метании копья стал чувствовать сильную боль в правом плече. И очень долгое время не мог спать на правом боку.
Между прочем комсомольские дела в цехе шли прекрасно. Молодежь подрастала и постепенно выбывала из комсомольской организации, достигая 28-ми лет. И сдавал я свои секретарские полномочия при значительно уменьшившемся составе, осталось - если мне память не изменяет - тридцать восемь человек.
Потихоньку я приближался к окончанию своей учебы в институте. Задолженностей у меня не было, в зимнюю и летнюю сессии приходилось интенсивно заниматься, сдавать зачеты, курсовые проекты. В нашем цехе я учился в Новомосковске один. И однажды, приехав с летней сессии, попал на медицинское обследование, которое затеяли врачи, обнаружив общее ухудшение здоровья работников нашего нового производства. Оставался из врачей только парень с электронной аппаратурой, мне пришлось два дня провести с ним. Он делал электрокардиограмму, еще какие-то исследования и попутно отвечал на мои вопросы по этой неожиданной проверке. Кстати, именно эти обследования позже привели к переходу на трехсменный график работы цехов ДК-1-2, ДК-3, ДК-4, а также к выдаче ежесменного лечебно-профилактического питания. Из рассказов врача, который оказался кандидатом медицинских наук, я четко уяснил одну вещь, над которой раньше не задумывался. Парень знал, что в цехе имеется спиртовый охладительный рассол. Он пояснил мне, почему людям нельзя увлекаться приемом алкоголя. Мозг человека омывается кровью, которую качает сердце. Кровь снабжает мозг кислородом. Когда в кровь попадает спирт - в любых количествах - то он может растворять частицы мозга, состоящие на 60% из жира. Люди, много потребляющие спиртного, со временем тупеют, потому что мозг теряет свои свойства, поверхность его и масса постепенно снижается. Мне это сложно было понять, специальностью я владел другой, но в том же духе я впоследствии вел профилактическую работу с любителями водки и самогонки, встречающимися в наших цехах. И скажу совершенно серьезно, что часть моих рассказов про влияние на мозг спиртосодержащих веществ помогала; не все, конечно, боялись сразу отупеть, но достаточно было таких, кто с пьянкой порывал полностью и со временем становился хорошим работником.