Бегали грузины быстро, били по мячу сильно, очень старались показать себя. Вообще кавказцы - физически очень крепкий народ. Против них играть на воротах - тяжело, я просто не потянул. И когда нашелся еще один рослый студент - заочник из Москвы, тоже бывший вратарь, я с удовольствием уехал в полк, продолжал заниматься строевым шагом.
Закончилась подготовка на плацу, и нас развезли по дивизионам. За нами троими (со мной оказались двое восемнадцатилетних хлопцев с Украины - Яицкий и Лысенко) приехала бортовая машина с младшим сержантом угрюмого вида, чеченом по национальности. Фамилия его было Агатиев. Он оформил документы, посадил нас на борт и повез в поселок Вазиани, где-то семнадцать километров от окраин грузинской столицы.
Вокруг стояла сплошная теплынь, оглушающие запахи южной зелени, великолепные зеленые газоны, как ковер. Климат в Грузии - очень впечатляющий, фруктов было навалом в любое время года, и не только на рынке. Наш дивизион оказался строящимся, из техники там была только грузовая автомашина ГАЗ-53, на ней мы и добирались через весь Тбилиси, мимо Тбилисского моря с великолепными пляжами, по пыльной автодороге вдоль молодых абрикосовых деревьев, через железнодорожный полустанок Вазиани с большими складами, мимо офицерского поселка городского типа, где жили в основном летчики со знаменитого Вазианского летного комплекса. Здесь были отстроены абсолютно ровные взлетные полосы, под зеленым травяным покровом - незаметные сверху - в ряд высились самолетные ангары. Их было много, очень много. Через несколько месяцев мы привыкли к шуму авиационных двигателей, а первые дни, недели не могли спать, так как самолеты взлетали практически непрерывно. До ближайшего летного полка от нас было около двухсот метров, туда через защитный ров мы и ходили с солдатскими термосами за чаем, кашей, борщом, хлебом, маслом, за тем, что составляло солдатское довольствие.
Вазианский строящийся противоракетный дивизион больше 25 человек при мне не насчитывал, иногда оставалось 6-8 человек. Вначале мы строили себе дом из деревянных фабричных заготовок. Торопились до зимы, так как спали сначала в огромной палатке, где были в два ряда установлены койки. Когда количество солдат увеличивалось, надстраивали второй этаж коек. По натянутому тенту палатки в конце мая, в июне ползали огромные пауки - фаланги с бархатистым красно-черным туловищем. Говорили, что они ядовиты, и мы боялись их укусов. Я старался заснуть, закрывшись одеялом с головой. И всю ночь прислушивался, не упал ли на меня сверху паук. Иногда казалось, что он уже под одеялом и начинает меня кусать. Бывало, вскакивает кто-то со слабыми нервами, свет включает и ищет у себя в койке! Потом одного из нас фаланга действительно укусила за палец в самый ядовитый для нее месяц. Так как парень остался жив и даже ничего плохого кроме страха не натерпелся, мы перестали обращать на этих пауков внимание, наработавшись за день, спали как убитые.
Рядом с палаткой протекал искусственный арык шириной около пяти метров и глубиной не менее двух. По нему вода текла на поливку совхозных овощных культур и в сады. В арыке водились красивые верховодки с хорошую ладонь, и летом мы любили ловить их на червячка, затем солили и сушили. В жаркие дни в арыке купались. Иногда здесь появлялись небольшие черепашки, самые настоящие, примерно с обеденную тарелку, они плавали по воде, мы ловили их, кто-то возил домой. Я не брал черепах домой, мне их было жалко.
Нужно сказать прямо, наша жизнь в Вазиани не была похожа на армейскую. Я бы скорее назвал это трудовым лагерем, где перевоспитывают людей с ленцой. Мы много научились здесь делать, например, работать с топором, выполнять несложные плотницкие работы, вести кладку фундамента, штукатурить и т.д. У нас достаточно было отдыха на природе. Здесь была очень высокая густая трава, мы в палатке не успевали ее убирать, и в ней водились разные южные паразиты, о которых и говорить неприятно.
Нас возили в Рустави зарабатывать цемент для строительства дома, мы разгрузили несколько вагонов цемента на железнодорожной станции Вазиани. Надевали респираторы, очки, брали лопаты и ссыпали цемент из дверей вагона вниз за рельсы. И уже со станции возили цемент на территорию дивизиона. Очень была тяжелая работа, а работать так приходилось целый день, и после нее кровавые круги от очков оставались у глаз.
Однажды для своего строящегося дома ночью поехали и сняли шифер с какого-то заброшенного строения, встретившегося по дороге. Командовал у нас тогда капитан Остапишин, он сменил ушедшего на повышение подполковника Латыпова.
Кроме купания, рыбалки, телевизора были и еще развлечения. Так, запомнились наши вояжи за помидорами и за виноградом в совхозные поля и сады. Обычно это происходило в выходной - воскресенье. Двое брали рюкзаки и шли за километр на охраняемые объездчиками поля. Конечно, подходили осторожно, старались не попадаться на глаза, а, увидев грузина на лошади, бегом сматывались. Поля и сады были огромные, а много мы взять не могли, поэтому сторожа больше пугали нас, никогда за нами по-настоящему никто не гонялся, думаю, что они нам сочувствовали. На пять-восемь человек приносили обычно два неполных рюкзака винограда и в такие дни не ходили за ужином, было не до него.
С полтора километра от нас росла маленькая роща с абрикосами, правда, дикими, но их мы тоже с удовольствием ели. Там же ребята брали шелковицу, но я ее не любил и не ел, не знаю, что в ней находят хорошего, мне она была не по вкусу.
Мы построили к холодам дом, нас стало больше на пять человек за счет демобилизирующихся в ноябре. Такой порядок частенько в армии практиковали в те годы: перед расставанием со службой солдат направляли для помощи в подразделения, где велись строительные работы. Однажды поехали ребята за песком, машину занесло на повороте, и она перевернулась. Лейтенант в кабине сломал руку, один солдат в кузове отделался ушибами, а другой погиб. Водителя Елкина отдали под суд, и вместо увольнения он попал за решетку. У нас был настоящий траур, приезжали родители погибшего. Все это даже вспоминать тяжело, мы очень переживали, хотя и знали друг друга всего несколько дней.
Очень живописно выглядел наш дивизион в холодное зимнее время в конце декабря 1972 года. Наверное, это была одна из единственных такая снежная зима в тех теплых местах. Снег поднимался выше пояса, мы ежедневно делали дорожки по нужным направлениям: к умывальнику, в туалет, в сторону Вазианского летного полка для возможности принести пищу... Через пару недель мы стали замечать, что самая высокая гора, видимая с нашей точки, стала потихоньку меняться, усыпанная снегом вершина снизу начала темнеть, а вскоре снег остался только на самой верхушке. Так же и у нас на территории дивизиона снег потихоньку таял и появлялась земля, из которой на солнцепеке стали тянуться зеленые листики травы.
Чечен Агатиев, который нас из Тбилиси привез, при капитане Остапишине стал мало управляем, дерзил командиру, однажды напился, попал на гауптвахту. Его каптерку капитан передал мне, вскоре мне присвоили смешное звание ефрейтора, а затем дали младшего сержанта. К концу года службы я стал сержантом. Только уже дома, в Ефремове, пришли документы на присвоение мне первого офицерского звания - младший лейтенант. А пока мы вкалывали на равных, копали ямы под фундамент дома для офицеров, ездили стрелять из автомата в боевой дивизион. Этот дивизион находился довольно высоко в горах, была весна и далеко внизу видны были стада коз с пастухами. Как на старинных кавказских картинах и в стихах великого Пушкина: