После этих жутких минут, когда люди, наверное, седеют, я проникся восторженной любовью к углекислотным огнетушителям. И где бы не работал, все время рекомендовал пользоваться ими, в цехе ДК-7 мы их еще наставили по отметкам. Работая затем в цехе ДК-3а, я тоже старался такие добавлять в отделения, убрал ящики с песком и лопатами из отделения сушки, всякие переносные пенные огнетушители старался заменить на углекислотные.
Пожарные приехали, когда от следов загорания ничего не осталось. Дежурный по караулу из пожарной части долго ходил по отделению и допытывался у меня, как все случилось. Мы завершили чистку и готовились пускать оставшиеся у нас системы синтеза. До конца следующего рабочего дня мы с Павловым мотались по цеху, восстанавливая его работу, и только потом со всеми ушли домой. Больше суток в цехе! Но зато производство заработало на полную мощность, план месяца был обеспечен! А нам захотелось ускорить монтаж установки непрерывного синтеза с выносом реакторов на улицу, где, по крайней мере, взрыв маловероятен.
Глава девятая
Когда я появился в цехе ДК-7, проект установки непрерывного синтеза с использованием имеющегося оборудования существовал, и даже меня упросили его подписать в конструкторском отделе. По истечении некоторого времени, когда я уже осмотрелся в цехе, и понял, что к чему, подготовленные чертежи перестали мне нравиться. Проект предполагал использовать старые маленькие реактора и те же шихтовальные аппараты 109-е, маломощное насосное оборудование. Это все настолько примитивно выглядело, что я настоял съездить на Воронежский завод СК, чтобы посмотреть ту схему синтеза, которой они пользовались. Там был в то время очень толковый начальник цеха Колтаков Виталий Яковлевич, позже он перешел работать во ВНИИСК. Воронежский цех синтеза ДДТ был очень просторный, не как у нас, а часть оборудования, в частности на загрузке йода, находилась на улице. Я попросил у них копию инструкции со схемой, все изучил и пошел к своему главному инженеру. Все согласились, что реализовывать куцый проект не имеет смысла, пришлось все начинать заново. Правда, для монтажа нового узла синтеза на улице пришлось решить попутно еще ряд технических проблем, например, перенос хлораторной, откуда хлор поступал на узел десорбции, засыпка недействующего кабельного канала, снос освободившихся пристроек, асфальтирование территории. И постепенно все части нового проектного решения были готовы, материалы заказаны, реакторы начал изготовлять ремонтно-механический цех.
Начавшийся монтаж оборудования, строительные работы курировал уже не Гольберг (Игоря Петровича назначили главным инженером), а Валерий Сергеевич Ряховский. Так же проводили частые совещания, выжимали из подрядчиков ускорение работ, и вскоре они подошли к своему завершению. Если в начале работа в цехе была достаточно хлопотливой - могли и на работу вызвать, если что-то не получалось, приходилось находить слесарей для ремонтных работ, то после полной реконструкции цеха стало легче. К тому же обслуживание новых технологических схем не требовало значительного ручного труда. Они были достаточно автоматизированы. Конечно, не сразу мы привыкли к новому оборудованию, но каждая неудача приносила определенный результат: мы дорабатывали рабочие инструкции, искали пути улучшения работы, находили. Проще стало с кадрами, меньше требовалось людей для выполнения всего комплекса работ, в том числе ремонтных, увеличился процент женщин-работниц, что радовало, потому что мужчины всегда рвались на хорошо оплачиваемые работы, таких у нас не было, а женщин, ищущих работу, хватало всегда. Количество работающих в цехе с шестидесяти человек снизилось до пятидесяти.
Когда цех вошел в нормальный режим работы, увеличилась выработка своего йода, завод стал меньше приобретать дорогостоящего продукта, да и качество катализатора стало стабильнее, хотя идеальной схему синтеза нам создать не удалось. Это было связано с отсутствием достаточных площадей в старом цехе и небольшой прилегающей наружной площадкой. Одну очередь СКД мы бы полностью обеспечили качественным катализатором, но нам приходилось синтезировать вдвое больше, чем было запроектировано первоначально Гипрокаучуком. По сравнению с Воронежским заводом СК мы выглядели слабее. Правда, по проценту возврата йода в производство мы воронежцев догнали. Много позже, когда я работал уже в цехе ДК-3а, окислитель, которым являлся хлор, заменили на более мягкий - нитрит натрия. К тому же, работая в цехе ДК-3а, который как раз возвращал воду, содержащую связанный обратный йод, я принял все возможные меры к ликвидации потери этой воды. Затем была остановлена первая очередь СКД. И все это вместе привело к постоянному низкому расходу дефицитного йода на производство.
Из дневниковых записей (О потере близких):
У каждого человека бывает темная полоса в жизни, у кого она просто нестерпимая, а у кого - более-менее... За пять месяцев мне пришлось пережить смерть самых близких людей: старшего брата и отца. Отцу было уже под восемьдесят лет, когда он стал плохо говорить, начались перебои с сердцем. Мы с братом навещали его частенько, чтобы взбодрить, но видно было, что наш долгожитель (в тех краях, откуда родом отец - все долгожители, дед и бабушка мои умерли за девяносто) постепенно увеличивает прием лекарств, чаще попадает в больницу. Тому способствовало еще то обстоятельство, что после смерти нашей матери отец прожил в одиночестве почти пятнадцать лет. Не то, чтобы он сторонился людей, но все-таки слова не особенно быстро вылетали из него, больше слыл он молчуном, чем словоохотливым. Иногда ездил на автобусе на свою маленькую дачу, сажал немножко огурцов, помидоров, даже пробовал привить дикую грушу так, чтобы по-Мичурински давала вкусные плоды. Плоды у груши получились сочные, средние по величине, но кожица была покрыта полосой трещин. Были в саду и яблони, вишня, много малины, которую отец очень любил. Но пришло время, когда в сад отец ездить перестал, старые удочки свои забросил, хотя в части ловли рыбы он был очень большой охотник. Клевало обычно у него очень редко, и он просто сидел у речки и смотрел на поплавок, что-то про себя вспоминая. Скорее всего - этапы своего жизненного пути. Родился он в Польше, сохранилась фотография серьезного паренька в темной форме (снимал фотоаппаратом начала века частный мастер в Варшаве); переезд родителей с детьми на Украину в Щорсовский район; большой отцовский дом в селе Новые Боровичи, многочисленные братья и сестры; служба в кавалерии в одной из конниц Буденного; повреждение позвоночника, когда не усидел в седле сноровистой кобылы; долгое лечение в Москве, знакомство с будущей женой - моей матерью, которая привезла его из столицы в наш пыльный тульский городок, преподавание военного дела в школе ?1, годы войны, действия оставшихся в тылу бывших военных, которых по каким-то причинам не взяли на передовую, освобождение области, а затем и страны от коричневой чумы. Отец фактически был кадровым военным, не его вина, что карьера офицера не сложилась; уверен, что он был бы хорошим командиром и достиг бы высокого воинского звания. Была война, и он воевал бы где-то на своих лошадях, а затем переквалифицировался бы на технику (танки, артиллерия). Его всегда отличала строгость, дисциплинированность, требовательность к подчиненным на работе - я это видел. По окончании войны измученный народ постепенно все приводил в порядок, менялась жизнь в городе; мать с отцом и старшими детьми поселились вблизи дома, где жили старые родители матери и две ее сестры (в небольшом стареньком доме с приусадебным участком); теток и дядек у меня оказалось много, по крайней мере точно помню восемь человек (в Ефремове, Туле, Москве, во Фрязино под Москвой). Дальше, наверняка, отец вспоминал взросление детей - а нас было трое, их учебу, отъезд старшего сына Евгения в морскую учебку и старые фотографии, на которых были сплошь подводные лодки, Женькины друзья, красивая девушка с грустными глазами на лавочке во Владивостоке, возвращение его домой через семь лет и поступление в химтехникум, а после него - на единственное в городе крупное промышленное предприятие, уже известный в СССР Ефремовский завод синтетического каучука. Было это в 1960 году. Двумя годами ранее тот же техникум закончила моя сестра, в семнадцать лет она вышла замуж и уехала по направлению от техникума в Темир-Тау. В 1961 году уже я вошел в стены данного учебного заведения. Мать делала все, чтобы нам всем хорошо жилось. Растила поросят, кур, уток. В погребе были квашеная капуста, огурцы, помидоры, картошка. А погреб был очень глубокий и холодный внизу. Родители, используя нас - своих детей, которые как-то раз собрались все вместе в одно лето, построили еще один небольшой домик с русской печкой. В нем были нормальные потолки и не надо было пригибаться в три погибели. Однако, через два года наши домики неожиданно снесли, переселились мы в выросший неподалеку пятиэтажный хрущевский дом. Там было весело, я повстречал много хороших друзей-одногодков, с кем собирались во дворе, пели песни, рассказывали анекдоты в летнее время, а зимой учились кто в школе, а кто - в техникуме.