«Я бы не прочь остепениться», — сказала она.
«Я не из тех, кто женится», — возразил он с улыбкой.
Она не это имела в виду. Она имела в виду накопления, и он тогда мог бы помахать ручкой, если бы ему тоже захотелось. Но разве не потребуется несколько заначек, чтобы сложилась большая сумма? Должна ли она пройти через все это снова с будущим Сэмом Заппом? У Милдред кипело в голове от усилий заглянуть так далеко вперед, но она не сомневалась, что ей следует воспользоваться мистером Заппом, по крайней мере, пока он у нее есть. Эти идеи или планы, нестойкие, как поврежденная паутина, были сметены событиями в те дни, что последовали за этим разговором.
Сэм Запп внезапно пустился в бега. В течение нескольких дней это были раздельные места в самолетах, потому что он и Милдред не должны были перемещаться вместе. Как только полицейские сирены зазвучали у них за спиной, наемный водитель Сэма резко увеличил скорость и помчался по альпийской дороге, направляясь в Женеву. Или, может быть, в Цюрих. Милдред была в своей стихии, ухаживая за Сэмом смоченными в одеколоне носовыми платками, доставая из сумочки сэндвич с ветчиной, на случай, если он проголодается, или фляжку бренди, если почувствует, что у него колотится сердце. Милдред воображала себя одной из героинь, которых она видела в фильмах — в хороших фильмах — о мужчинах с их подружками, убегающих от ужасной и так несправедливо хорошо вооруженной полиции.
Ее мечты о гламуре были недолгими. Должно быть, это было в Голландии — Милдред половину времени не знала, где она сейчас, — когда машина, управляемая шофером, с визгом вдруг остановилась, точь-в-точь как в кино, и шофер на пару с Сэмом обернули Милдред толстым, грубым брезентом, в кокон наподобие мумии, а потом обвязали ее веревками. Она была выброшена в какой-то канал и захлебнулась.
Никто никогда не слышал о Милдред. Никто так и не нашел ее. Если бы ее нашли, то не смогли бы сразу опознать, потому что ее паспорт был у Сэма, а сумочка лежала в машине. Ее выбросили, как выбрасывают одноразовую зажигалку, когда она израсходована, как книжку в мягкой обложке, которую прочитали и которая стала лишней в багаже. Отсутствие Милдред никто никогда не воспринимал всерьез. Десятки людей, знавших и помнивших ее, рассеянные по всему миру, просто думали, что она живет в какой-то другой стране или городе. Однажды, предполагали они, она снова появится в каком-нибудь баре, в вестибюле какого-нибудь отеля. Вскоре они забыли о ней.
Безупречная юная леди
The Perfect Little Lady
Теадора, или Теа, как ее называли, была самой настоящей маленькой леди на свете. Так говорили все, кто видел ее с первых месяцев жизни, когда она каталась в белой атласной коляске. Она спала тогда, когда должна была спать. Проснувшись, она улыбалась незнакомым людям. Она почти никогда не мочила пеленки. Она легче всех детей в мире привыкла проситься на горшок, и поразительно рано научилась говорить. Следующим было чтение, когда ей едва исполнилось два года. Она всегда отличалась хорошими манерами. В три года она начала приседать в реверансе, когда ее знакомили с другими людьми. Конечно, ее этому научила мама, но Теа привыкла к этикету, как утка к воде.
«Спасибо, я прекрасно провела время», — бойко говорила она в четыре часа, делая прощальный реверанс, уходя с детских праздников. Она возвращалась домой в своем маленьком накрахмаленном платьице, таком же чистом и аккуратном, каким она надевала его. Она очень заботилась о своих волосах и ногтях. Она никогда не была грязной, и, глядя, как другие дети бегают и играют, лепят пироги из грязи, падают и обдирают колени, считала их совершенно тупыми. Теа была единственным ребенком в семье. Другие матери, у которых на руках было двое или трое отпрысков, более измученные, чем мать Теа, хвалили ее послушание и аккуратность, и Теа это любила. Теа также купалась в похвалах, которые получала от собственной матери. Теа и ее мать обожали друг друга.
Среди сверстников Теа бандитский возраст начинался в восемь, в девять или в десять лет, если это слово «банда» применимо для обозначения неформальной группы, которая колесила по окрестностям на роликовых коньках и велосипедах. Это был настоящий район среднего класса. Но если ребенок не играл в «крейзи покер» в чьем-то родительском гараже или не участвовал в бесцельных гонках на велосипеде по улицам, этот ребенок не высовывался из дома. Теа не появлялась на улице, пока там была эта компания. «Мне все равно, потому что я все равно не хочу быть одной из них», — сказала Теа матери и отцу.
«Когда мы играем, Теа жульничает. Вот почему она нам не нужна», — сказал десятилетний мальчик на одном из уроков истории у отца Теа.