Дайана стояла неподвижно, раскинув руки и не обращая внимания на то, что могут подумать люди, уронила пустую хозяйственную сумку и опустилась на колени на тротуар. Затем она встала, и ее шаг стал легче, ее домашние дела делались сами собой. Внезапно обед был готов, ее муж Бен и дочь Прунелла, четырнадцати лет, сидели за освещенным свечами столом с креветочными коктейлями[11] перед ними.
«Теперь помолимся», — сказала Дайана, к удивлению мужа и дочери.
Они уронили свои маленькие креветочные вилочки и склонили головы. В голосе Дайаны было что-то повелительное.
«Господь здесь», — сказала Дайана в заключение.
Никто не мог отрицать это или отрицать Дайану. Бен озадаченно посмотрел на свою дочь, на что Прунелла ответила ему тем же, и они принялись за еду.
Дайана сразу же стала мирской проповедницей. По четвергам она устраивала у себя дома послеобеденные чаепития, на которые приглашала соседей. Соседи были в основном женщины, но несколько пенсионеров тоже смогли прийти. «Осознаете ли вы постоянное присутствие Бога? — вопрошала она. — Только несчастные люди, которые никогда не были знакомы с Богом, могут сомневаться в бессмертии человека и его вечной жизни после смерти».
Соседи молчали, сначала потому, что пытались придумать, что ответить (атмосфера располагала к общению), а затем потому, что они действительно были очень впечатлены и предпочли позволить Дайане говорить. Количество участников ее собраний росло.
Дайана начала переписываться с пожилыми людьми, заключенными и незамужними матерями, имена которых она узнала в своей местной церкви. Проповедником там был преподобный Мартин Казинс. Он одобрял работу Дайаны и говорил о ней с кафедры как о «той из нас, кто вдохновлен Богом».
На чердаке, который Дайана частично расчистила и теперь использовала как свой кабинет, она каждое утро на рассвете почти два часа стояла на коленях на маленькой низкой табуретке. По воскресеньям утром, слишком рано, чтобы не мешать прихожанам, идущим в церковь к двум часам, она проповедовала на уличных углах, стоя на пластиковом стуле, принесенном ею из кухни. «Я не прошу у тебя ни пенни. Бога не интересует монета кесаря. Я прошу, чтобы вы отдали себя Богу — и преклонили колени». Она протягивала руки, закрывала глаза и вдохновляла многих людей встать на колени. Некоторые люди записывали свои имена и адреса в ее большую бухгалтерскую книгу. Этим людям она позже писала с целью поддержать их веру.
Теперь Дайана носила ниспадающий белый балахон и сандалии, даже в самую дурную погоду. Она никогда не простужалась. Веки Дайаны всегда были розовыми, как будто от недосыпания, но, вообще-то, спала она довольно много, или, вернее сказать, спала раньше. Теперь она спала не более четырех часов в сутки у себя на чердаке, где писала до поздней ночи. Ее веки стали розовее, отчего глаза казались голубыми. Когда она пристально смотрела на незнакомца, он или она боялись пошевелиться, пока она не передаст свое послание, которое казалось персональным личным посланием: «Только осознай — и ты сможешь победить!»
Бену было трудно понять, чего хочет добиться Дайана. Ей не нужны были помощники, хотя нагружала она себя так, что три или четыре человека не смогли бы держаться на ногах от усталости. Ее поведение вызвало некоторое смущение у Бена, который был менеджером ювелирной и часовой мастерской в городе Паунук, штат Миннесота. Паунук был новым пригородом, который образовывали богатые домовладения, переехавшие из соседнего метрополиса.
«Лучше принять это спокойно и терпеливо, — думал Бен. — Дайана полностью на стороне добра, в любом случае».
Прунелла почему-то боялась своей матери и отступала в сторону всякий раз, когда Дайана хотела пройти мимо нее в комнату или в прихожую. Даже Бен теперь обращался к жене почтительно и иногда заикался. Однако Дайана редко бывала дома. Она начала совершать авиаперелеты в Филадельфию, Нью-Йорк и Бостон — города, которые больше всего нуждались в спасении. Если бы у нее не было зала для проповеди — обычно она письменно или по телефону связывалась с различными торговыми палатами, которые могли бы организовать эти вещи для нее, — Дайана шагала бы прямо в церквы, в сандалиях в любую погоду, с ее распущенными светлыми волосами, она производила поразительное впечатление, когда шла по проходу и поднималась на кафедру или занимала трибуну. Кто мог — или хотя бы осмелился — вышвырнуть ее вон? Она проповедовала слово Божье.
«Братья — собратья — сестры! Вы должны вымести паутину прошлого! Забудьте старые фразы, выученные наизусть! Думайте о себе как о новорожденном — с этого часа! Сегодня день твоего настоящего рождения!»
11
Изысканная закуска, прихотливая в изготовлении. Специально приготовленный соус добавляют в коктейльный фужер (как правило, треугольной формы), а по краю фужера размещают тельца креветок. Сервируется маленькими вилочками, чтобы можно было есть не пачкая рук. В англоязычных странах была традиционной закуской для званых ужинов и вечеринок.