Виктор Александрович Курочкин
Короткое ДЕТСТВО
Глава I.
Первый лёд. Поход на озеро за налимами. Побег Локтя. Витька Выковыренный вещает. В полынье. Коршун спасает Локтя, а потом — самого себя. Награда за труды
Ещё только была середина ноября, ещё на берёзах кое-где трепыхались листья и сирень стояла по-летнему зелёная, как вдруг ударил мороз. Всё вокруг стало белым, и грязь на дороге окостенела.
Стёпка Коршун выскочил из дому на улицу и, подняв вверх руки, закричал:
— «Зима. Крестьянин торжествует!»
За домом, рядом с огородом, находилась яма с зелёной протухшей водой. Стёпка подбежал к яме и увидел тёмный гладкий лёд. Коршун легонько стукнул по нему пяткой, потом встал обеими ногами, потом, разбежавшись, прокатился, потом попрыгал, лёд даже ни разу не треснул.
— Вот заковало, так заковало! — воскликнул Стёпка. — Наверное, и на озере такой же. В самый раз налимов глушить.
Не прошло и четверти часа, а Коршун уже шагал по улице с корзинкой в руке и размахивал деревянной колотушкой. Первым попался навстречу Васька Самовар. Васька чуть свет сбежал из дому, уже нагулялся и теперь не знал, что ему делать.
— Куда это ты? — спросил он Коршуна.
— На озеро.
— Зачем?
— Налимов глушить.
— И я с тобой.
— Очень-то ты нужен. Катись подальше.
— Подумаешь, какой царь, — обиженно проворчал Самовар и поплёлся за Коршуном.
Петька Лапоть рубил хворост. Рубил с большим удовольствием. Эта работа ему очень нравилась.
— Эй, Лапоть, айда на озеро налимов глушить! — крикнул Самовар.
— Не могу. Надо хворост рубить. Гляньте, какая куча.
Но Коршун даже не посмотрел на кучу и, повертев над головой колотушкой, пошёл дальше.
Лапоть стукнул пару раз топором и задумался. Работа в один миг опротивела. Он швырнул топор и побежал догонять Коршуна.
Братья Вруны, Сенька с Колькой, были заняты очень важным делом. Готовили к зиме ледень. Сколотив из досок кособокий ящик, они теперь замазывали днище коровьим навозом.
— Эй, куда?! — закричали Вруны.
— Налимов глушить, — ответил Лапоть.
Сенька посмотрел на Кольку, Колька — на Сеньку, потом оба посмотрели на ящик и… отправились на озеро.
Витька Выковыренный сидел у дома на завалинке и от нечего делать циркал сквозь выбитый зуб. Когда ребята поравнялись с ним, он встал и спросил:
— Куда это вас понесло?
— На озеро. Налимов глушить, — пояснил Колька Врун. — Айда с нами?
Витька циркнул.
— Под лёд провалиться? Что мне, жить надоело?
Коршун вспыхнул.
— Эх ты, трус! Распоследний трус. Пошли, ребята.
— А вы олухи! — крикнул им вслед Витька.
Он опять сел на завалинку и опять принялся циркать. Но через минуту ему стало так скучно, хоть волком вой. Витька сорвался с завалинки и бросился догонять ребят. Потом к ним присоединились Лилька Махонина с братом Аркашкой. Когда Лилька узнала, что ребята идут на озеро налимов глушить, то решительно заявила, что пойдёт с ними.
— Вот только нам девок и не хватало, — сказал Самовар.
— Ладно. Пусть идёт, — вступился за Лильку Коршун.
Подошли к дому Митьки Локоткова.
— Эй, Локоть, выходи! — крикнул Стёпка.
— Локоть, выходи! — хором поддержала компания.
Митька выскочил на крыльцо без шапки и босиком.
— Вы куда?
— На озеро.
— Налимов глушить.
— Одевайся, мы подождём.
— Нельзя. Надо Нюшку нянчить, — сказал Митька.
Коршун злорадно ухмыльнулся.
— Ага, попался жучок на крючок.
— Нянька-Манька! — крикнул Самовар.
— Нянька-Манька! — подхватили ребята, а Коршун заложил два пальца в рот и пронзительно свистнул.
Нюшка лежала в люльке и сосала палец. Разъярённый Митька подскочил к люльке, сжал кулаки и свирепо прошипел:
— Ты почему не спишь, а? Чего глаза пялишь, а? Хочешь, чтоб я их выколол? Сейчас я их выколю, — Локоть наставил два пальца и прорычал: — У-у-у!
Нюшка, разинув беззубый рот, стала смеяться.
— Удавить тебя мало! — простонал Локоть и заплакал.
Кроме Нюшки, в доме никого не было. И Митька плакал громко, не стесняясь. А Нюшка смеялась, дрыгала ногами, а потом тоже заплакала. Этого Митька вынести не смог. Одно дело — реветь самому, а терпеть вой сестры он не мог. Митька взобрался на печку, разыскал валенки, схватил шапку с полушубком и бросился на улицу. Пронзительный крик Нюшки на минуту остановил его. Он вернулся и погрозил пальцем.
— Я тебе Нянькой-Манькой больше не буду… Прощай и реви сколько хошь, хоть до самой смерти.