Залязгал дверной засов. Кто-то пытался открыть дверь.
- Кто там? - крикнул Володя.
- Это вы, ребята?! - донесся Зоин голос.
- Мы, мы! Идем! - ответил Григорий. - Пошли. Только еще раз прошу: не бол-та-нуть. А то такой базар начнется.
- Ему вон скажи, - кивнул Володя на притихшего Славика. - А то он расскажет по секрету одному лишь оркестру.
- Чего ты ко мне пристал? - заерепенился Славик. - Чего!?
- Хватит, пошли.
Зоя стояла за дверями.
- Чего вы здесь делаете?
- А тебя чего принесло?
- Я иду, вижу в клубе свет горит. Думаю, забыли потушить. Вот и зашла.
- А ведь в самом деле забыли, - засмеялся Григорий.
Все уже были в дверях, а лампочка на сцене горела. Славик побежал ее тушить.
Уже в лагере, возле своего вагончика, Зоя нерешительно спросила:
- Вы не возражаете, если Иван завтра с нами пойдет? А то воскресенье... Что же он будет сидеть?!
- Зачем сидеть, - сказал Володя. - Он будет водку пить. А потом тебя побьет.
- Ну, если так... - поникла Зоя. - Тогда я... - решительно сказала она.
- Не шуми, - перебил ее Володя. - Хоть черта рогатого с собой бери, хоть весь поселок. Делаешь из мухи слона. Правда, мы люди свои... Ты не обижайся, что я напрямую. Ты знаешь мое и вообще наше к тебе отношение. И вот мы не поймем... - замялся Володя, - посиделки эти твои...
Зоя помогла Володе:
- Ну, нравлюсь я ему. Это что, плохо? Я его гнать от себя должна, да? Уж раз простили, значит, нечего на него коситься...
- Да кто косится?!
- Пошли спать, пошли. Но учтите, за ноги таскать утром никого не будем. Встанем и уйдем.
- Ладно. Лишь бы погода была...
16
Оставив позади поселок и бревенчатый вертолетный пятачок-настил, одиноко лежащий среди просторной буреломной плешины, ребята вышли на просеку, поражавшую неестественной, в соседстве с этим диким местом, прямизной.
А через полчаса, остановившись, они почувствовали, что плотная стена тайги начисто отрезала их от людского мира, и даже просека - не спасение: так ничтожна и жалка она.
Поселок, оставленный ими совсем недавно, молчал, бессильный врезаться своим слабым голосом в эту плотную, веками настоянную тишь. Здесь жил только голос хозяина, голос тайги, но он был негромок; ровный шум вершин, редкое поскрипывание стволов да кое-когда воронье прокричит раз-другой - и снова тишина.
- Шутки шутками, станичники, - сказал, поднимая голову и прислушиваясь, Григорий, - но, думаю, отходить от профиля далеко не стоит.
- До смерти перепугался, а еще казак!
- Не... ты не смейся, - отозвался Иван. - Запросто загнешься, как фраер, - и, оглянувшись на Зою, проговорил смутясь: - Заблудишься, значит, и... и концы.
- Чует мой нос, что грибами припахивает, - остановился Володя. Отчаянные, за мной! - и свернул с просеки.
- Я - исключительно отчаянный! - провозгласил Андрей и шагнул с тропы вслед за Володей.
- А отчаяннее меня вообще людей не было! - присоединился к ним Славик.
- Люди! - обернулся Григорий и воздел руки к небу: - Не поддавайтесь минутным соблазнам, и я приведу вас к ягодам.
На девушек эти слова подействовали. Иван оглянулся на Зою и остался на просеке, а "отчаянные" и ухом не повели.
Андрей быстро прошел с полсотни метров и остановился, пропуская вперед Славика, дождался, пока затихнут его шаги, и лишь тогда поднял голову.
Тонкие, болезненные деревья - хлысты с пучками зелени на макушках наперегонки тянулись к небу. Пахло прелью, и зеленые нити висели на сухих понизу ветках елей. Мшистая земля легко пружинила и делала шаги неслышными. Поперек пути ложились трухлявые стволы упавших деревьев. Мох, мох и мох. На земле светлый, на елях зеленоватый, на лиственницах черный. И сухие ветки по стволам. Только молодняк да редкий кустарник скрашивают картину, а то бы и вовсе тоска была. И никакого запаха грибов в помине нет. Андрей бывал в чистых грибных лесах, там и вправду пахло, может, не грибами, но чем-то свежим: то ли мокрым листом, то ли корьем березовым, а здесь гниль, и только. И задыхающиеся в этой духоте деревья наперегонки тянутся ввысь, стремясь раньше других добраться до свежего воздуха, до чистого неба.
- Славик! Воло-одь! - крикнул Андрей. - Что вы делаете?!
- И-ищем!
- Я ухожу-у!
И, не слушая, что крикнут в ответ, повернулся и быстро пошел к просеке напрямик, не выбирая дороги, цепляя на себя жирные лохмотья старой паутины. Только на "профиле" он остановился, обмахнул потное лицо и пошел вперед, догоняя своих.
- Добыча-то где? - спросила, усмехаясь, Наташа, когда он поравнялся с ней, а повернувшись, всплеснула руками: - Глядите, люди добрые! Кто его в паутине-то извалял? По грибы он ходил... - и бросилась отряхивать Андрея.
- Кто сойдет с прямого пути, - сурово указал перстом вдоль просеки Григорий, - с пути, по которому веду я, тот неизбежно попадет в паутину...
- Ревизионизма, абстракционизма, неоколониализма... - помог ему Андрей и, заметив трусившую им навстречу собаку, приседая, крикнул:
- Волк!
Зоя в нерешительности остановилась, а Григорий бросил небрежно:
- Я с вами.
Из-за кустов вышел мужчина с ружьем и мешком за плечами:
- По ягоду собрались?
- Просто так, прогуляться.
- Без дела что ноги бить, - махнул рукой мужчина и, присев на пень, поставил на землю мешок, закурил, - иль вы студенты?
- Они самые. Мы не знаем, где ягода и какая.
- Чего же ее знать? Во, гляди, первое дело гонобобель, - открыл он мешок, показывая полное ведро крупной сизой ягоды. - Подходит?
- Ой-ей-ей сколько! - присела возле ведра Зоя. - Можно я попробую?
- Бери, чего ж... Глазами вкуса не учуешь.
- Здорово, - пробормотал Григорий. - Где здесь такая?
- По "профилю" до железных бочек. И сани там же сломанные лежат. От саней налево до болота. И бери хоть горстью.
- А сколько ходу туда?
- Ну, час, может, поболе... Как пойдете.
- Впере-е-д! - крикнул Григорий. - К ягодному эльдорадо! - голос его зазвенел металлом. - Эй, вы, сборщики паутины! - увидел он вышедших из тайги Славика и Володю. - За мной к железным бочкам и сломанным саням! Бы-ыстро!
Подстегиваемые еще не остывшим на языке вкусом ягод, они дошли до места скоро, наверное, и часу в пути не были.
Карликовые, словно скрюченные жестокой болезнью сосны указали им болото. А ягода была везде. И замолкли разговоры, разве что, расщедрившись, кто-то крикнет: "Сюда давай! По кулаку, ей-богу". И снова шуршание, сладкое откровенное причмокивание и чавканье болотной жижицы под ногами. Но на нее ноль внимания. Ведь такая голубика не всякий день бывает, да кое-где брусника попадается, и клюкву по кочкам будто кто нечаянно рассыпал, так не видны ее тонкие стебельки-паутинки. Объедение!
Потому и на тучи, понемногу затянувшие небо, и на дождь, что пошел вначале впритруску, нехотя, редкими бисерными каплями, внимания не обратили, а уж о комарах и говорить нечего - только по лицу и рукам кровь растирали, вперемешку с ягодным соком.
И лишь когда прилипла одежда к спине, охлаждая без меры разгулявшихся сластен, опомнились, разогнулись, охая, - и тут же попадали от хохота на мокрую землю, кто где стоял: уж очень уморительно ягодами да комарьем были разукрашены лица.
Дождь между тем разошелся, крепко стучал по облепленным мокрой одеждой спинам.
- Переждать бы где, - неуверенно проговорил Славик.
- Не прячьтесь от дождя.
- Что вам рубашка дороже свежести земной?
- В рубашке вас схоронят, належитесь, - прочитал Андрей с пафосом.
- Лучше позже, чем раньше, - остудил его Володя.
- Пошли, грибники-ягодники, - вздохнул Григорий.
Скользкая, раскисшая дорога оказалась длинной. По намокшим брюкам за голенища лилась вода. Андрей вылил ее раз, другой, а потом плюнул и шел, с тоской прислушиваясь к пофыркивающим сапогам.