Ольга чувствовала, что Павел не в духе. Он хмурился, молчал. А когда ставил перед ней поднос с ужином, было видно, как дрожат его руки. Ольга решила не расспрашивать. Для виду поковыряла вилкой в тарелке, с удовольствием выпила стакан лимонада. Он не позволял ей спускаться в столовую, ссылаясь на рекомендацию профессора: тишина, свежий воздух и спокойные прогулки. Ее смешил вид озабоченного Космы, который водил ее под руку в обход всех лестниц и канав. Уже два дня они в Олэнешти. Атмосферное давление в этом горном местечке как нельзя лучше подходило Ольге и способствовало нормальному развитию беременности. Она была на седьмом месяце и, с замиранием сердца прислушиваясь, как ребенок стучит ножками — удары порой были довольно сильные, — мысленно торопила события. Нет, сами роды ее не страшили — тяготила эта странная неопределенность ее положения: сама она чувствовала себя абсолютно здоровой, а все вокруг, и особенно Павел, обращались с ней как с тяжело больной. Газеты и те он давал ей после долгих просьб, хотя знал, что Ольга без них не может. «Мне бы хлебушка с газеткой, — говаривала она часто, — и я сыта».
Ее пригласили работать в отдел печати Центрального Комитета партии, но она отказалась. «Знаете, я с журналистикой не расстанусь, — решительно сказала она заместителю заведующего отделом. — Мне все равно, в какой должности, даже в каком городе, лишь бы писать, быть постоянно в гуще жизни». И тогда по рекомендации отдела печати ее пригласила «Скынтейя»[6]. Но пока что врачи отправили ее в дородовой отпуск. Деньги ей по-прежнему аккуратно высылала в конце месяца «Фэклия». Время от времени звонил Дору Попович, а в дни своих скоротечных наездов в Бухарест успевал посвящать ее во все уездные новости. Павла тоже не забыли. Оанча вызвал его на прием и с самого начала заявил: что было, то было, а что будет — увидим. Но когда разговор стал более конкретным, начальник главка уточнил: пусть Косма не думает, что все забыто, затерялось в архивах, он будет иметь дело с людьми, которые помнят его. И предложил должность уполномоченного главка по новым моторам для больших строек. Косма должен был координировать действия нескольких заводов, разбросанных по всей стране. Оанча подчеркнул, чтобы Косма ни в коем случае не давил на руководство этих заводов. Его задача — обеспечивать постоянный обмен опытом и информацией, контроль за образцовым исполнением проектов и заданий, а главное — следить за тем, чтобы готовая продукция незамедлительно поступала к заказчикам. Дел было невпроворот. Но когда Косма попросил отпуск, чтобы отвезти Ольгу в санаторий, Оанча не возражал, даже поинтересовался ее здоровьем и посоветовал, в какой роддом ей лечь…
Ольга замечала перемены в поведении и образе мышления Павла. Он был с ней внимателен и заботлив, тактично, ненавязчиво старался предупредить любое ее желание. Часто задумывался, потихоньку от нее грустно и тяжело вздыхал. Газеты у Павла вызывали отвращение, журналы он только перелистывал. Все свободное время, а его было теперь много, он предпочитал сидеть около Ольги, оберегать ее сон, выводить на прогулки. В споры не ввязывался, воспоминаний о заводе избегал, порвал со всеми друзьями в городе и уезде. Читал только детективы, проглатывая их в огромном количестве. Когда она поинтересовалась причиной его столь внезапного увлечения, он коротко ответил: «По-моему, они дают полную отключку». Но именно это и беспокоило Ольгу, ибо «отключка» означала забвение, а забвение могло привести к рецидиву.
Когда они уже собрались спать и Павел погасил свет, Ольга тихо спросила:
— Что случилось?
Косма сомневался, стоит ли говорить, лишний раз волновать жену. «Но не могу же я держать ее все время под стеклянным колпаком. Не сегодня, так завтра все равно узнает». И сказал равнодушно:
— Да появились здесь некоторые известные тебе люди. Сначала я повстречал Петрю Викола, референта из главка, а сейчас, спускаясь по лестнице, налетел на Виктора Догару. Он был с какой-то школьницей. Я и не думал, что у него дети.