Потом меня покормили. Наесться не получилось. Телу требовалось огромное количество строительного материала, чтобы не только восстановить утраченные силы, но и продолжить регенерировать.
Сразу я сожрал всё, что в столовой наготовили на восемьдесят человек смены. Затем мне начали приносить другую имеющуюся еду и напитки. Сразу ещё пытался дозировать, потом понял — организм моментально переварит всё, что в него закину.
Всё закончилось тем, что я «уговорил» личную коллекцию алкоголя начальника станции. Более сорока бутылок коньяка, виски, водки и иной продукции. Опьянения ни в одном глазу. Жидкость попросту не успевала провалиться в желудок, прежде чем её расщепляло на атомы.
Параллельно начала чесаться культяпка. Тут совершенно не переживаю. Чешется — значит регенерирует, иного варианта не предусмотрено.
Покидать столь гостеприимное место, ради продолжения набивания желудка, я не стал. Отдал распоряжение, чтобы мне привезли побольше еды сюда, после чего поплёлся обратно в свою коморку. Сопровождала меня Алиса, которая не замолкала ни на секунду, рассказывая, какие перипетии происходили с моим бессознательным телом. Пусть кое-что она знала исключительно с чужих слов, но у меня вышло сложить полную картину.
Подлатать меня пытались ещё маги-лекари на поле боя. Занимались этим весьма активно, но едва-едва получилось остановить кровь, так что говорить о полноценной регенерации не приходилось.
Сразу стало понятно — надо отправить меня в Москву, где есть куда более квалифицированные врачи, чем во Владикавказе и Махачкале. Никто из военных лекарей не мог понять, в чём причина столь ужасающего состояния моего тела. Энергия, которую они пытались в меня направить, буквально растворялась в воздухе. Резерв пустой, не помогал ни клинок, который мне положили на грудь, ни какие-то иные операции.
В Москву меня отправили самолётом. Что-то подобное я и помнил. Попал, судя по всему, в турбулентность, вот и пришёл в себя, несмотря на все попытки моих врачевателей удерживать меня в состоянии искусственной комы.
Затем — тринадцать дней в больнице, где меня успели смотреть десятки, если не сотни врачей. Никто не мог понять, почему состояние продолжает ухудшаться. Занятно, что всё это время Алиса находилась рядом. Тупо не везло — стоило ей отойти, как я тут же приходил в себя.
Девушка говорит, что она и так подозревала, как надо действовать. Не хватало авторитета, чтобы заставить именитых и опытных врачей транспортировать меня в место, которое совершенно не приспособлено для лечения.
В тот момент, когда мне-таки удалось её застать, она осознала — надо действовать, иначе будет совсем худо. Эта пробивная егоза выбежала из больницы, собрала весь расквартированный отряд гвардейцев под руководством Шпака, после чего отправилась вызволять меня из больницы.
Даже не представляю, как она умудрилась уговорить лейтенанта пойти на такой шаг. Смотрю трезвым взглядом и понимаю, насколько самоубийственно выглядят мои попытки покинуть больницу. Для несведущих, по крайней мере.
Одна из крупнейших электростанций в мире, куда меня и привезли, находится всего в десяти километрах от Москвы. Тут, как уже можно было догадаться, есть место, где могли отдохнуть Романовы. Вот только довезти меня до этого помещения не вышло.
Не прошло и двух минут с момента, как моё тело оказалось на территории станции, как я начал поглощать энергию. Единственное, что успели сделать маги, которые и тянули каталку — запихнули меня в свободную кладовку, после чего свалили, получив неслабые удары током. Создаваемое вокруг меня напряжение и стало причиной появления как столь причудливых узоров в комнатушке, так и копоти.
Светопреставление очень долго не заканчивалось, а девушка сильно устала от нервного напряжения, вот и уснула. Дальнейшее я уже и сам знаю.
— Неплохо… Ладно, отлежусь пару дней, да можно будет вернуться к уничтожению монстров. Что? — посмотрел я на Алису, которая выражала явное несогласие с моими словами.
— Ты себя видел⁈ — негодующе спросила она, вытягивая небольшое зеркальце из своей бездонной сумочки.
Несколько минут у меня ушло на осмотр самого себя со всех возможных ракурсов, не забыв стянуть майку. Да, она права, придётся слегка сдвинуть строки.
С зеркала на меня смотрел самый настоящий узник концлагеря. Опалые щёки и потухшие глаза. Явно прорисованные рёбра и грудная клетка. На левой руке, как и на ногах, практически нет мышц. Дряхлая кожа обтягивает кости.
«То-то вилку так тяжело было держать», подумал отстранённо. Сколько не пытался прикинуть, какое количество времени придётся потратить, чтобы привести себя в адекватное состояние, точных сроков не отыскал.