Поднявшись на второй этаж, я обнаружил работающую кафешку, задвинутую в угол рядами кресел для ожидания. Толстая тетка в белом фартуке и кокошнике советской продавщицы задумчиво сидела за прилавком. Рядом стояла китайская магнитола, из которой летела какая-то сентиментальная русская попса, видимо цепляющая тонкие струны теткиной души. “Они здесь все такие оплывшие и неухоженные?” – подумал я с некоторым разочарованием.
– Кофе заварной? – спросил я монументальную продавщицу.
– Да, – ответила она и одарила меня недоуменным взглядом, который как бы говорил: “Какого черта принесла тебя нелегкая?”.
– Можно чашку кофе?
– Вам какое, экспрессо? – равнодушно уточнила у меня тетка.
– Да, чашечку эспрессо, – ответил я, и чувство “белого господина” снова вернулось ко мне. – Двойной, если можно.
Тетка равнодушно поставила чашку под сопло маленькой будто игрушечной кофемашины и нажала одну из двух кнопок на передней панели. Полилась парящая коричневая жидкость. Запахло жженой резиной. Когда струя закончилась, она нажала кнопку второй раз, и тут же снова полилась коричневая струя.
– В ней уже молотый кофе?
– Нда…, – подтвердила мою догадку тетка.
Она поставила полную кружку на блюдце и отодвинула от себя в моем направлении. “Нда, явно я ей помешал думать о чем-то великом”.
– С вас пятьдесят рублей, – бесцветным голосом сообщила задумчивая продавщиа.
Я протянул купюру, но она её не взяла, глазами показав на пустое блюдце, которое служило для приема-сдачи денег. “Странно, – подумал я, – наверное какой-то отголосок Японии, это у них не принято давать деньги непосредственно человеку, вроде бы считается унижением брать деньги из рук. Хотя это не точно”. Отойдя от прилавка попробовал кофе. Не успев сделать и двух глотков я почувствовал, как моя печень предупреждающе заныла. Внизу на входе запищала рамка металлоискателя. Стали появляться первые пассажиры. Я взглянул на табло прилетов и вылетов. Первый рейс должен отбыть только через три часа. Это рейс на Москву, как раз того самолета, на котором я прилетел. Тем не менее, люди прибывали. Несмотря на всю ужасность кофе, действительность вокруг стала принимать более четкий облик, а в мозгах появилась ясность. Настроение улучшилось. До отправления автобуса оставалось полчаса. С удовольствием пройдясь по площади, ловя рассветные лучи, я зашел в автобус. Впереди уже почти не осталось свободных мест. Некоторые сидели по двое, некоторые, сев у прохода, ставили какие-то сумки и тюки на кресло возле окна. По всему периметру автобуса верхняя треть пассажирских окон была закрыта темно-синими занавесками с кистями. Даже лобовое стекло сверху было задрапировано. Поначалу эта азиатчина показалась мне вульгарной, но потом, немного пообвыкнув, я пришел к мнению, что она, кроме утилитарной функции, создает некоторый уют. Сев в кресло возле окна где-то посередине автобуса, я попытался заснуть, но не смог. Люди заходили и устраивались на свободных местах. По количеству пассажиров, которые собирались ехать, стало понятно, что автобус заполнится если не полностью, то процентов на восемьдесят точно. С интересом я смотрел на входящих, пытаясь угадать, кто из них сядет на место рядом со мной. Не сказать, что личность соседа была для меня важна, но не хотелось ехать рядом со старой бабкой или дедом. До отправления осталось десять минут. Солнце, забираясь по небосводу все выше, разогревало железный корпус автобуса все сильнее. Водитель завел двигатель, закрыл дверь и включил кондиционер. Стало прохладнее. Второй водитель, расположившийся на первых двух пассажирских сиденьях справа, спал. Два раза водитель-морж впускал опаздывающих пассажиров, которые пыхтя пробирались мимо меня на задние места. Когда он в третий раз открыл дверь, в автобус вошла высокая стройная девушка в джинсовых шортах, розовой футболке и белых кроссовках. Впереди себя она несла большую сумку. Ни секунды не раздумывая, она остановилась возле меня и спросила: