— Правда, что ли?
— Да, так нам и говорит, зверь.
Сказал нам так, а я прямо тут же и взбесился, кричу: яет, мол, дорогой товарищ-гражданин, ты наш разлюбезный следователь, что-что, а вот срок ты нам не пришьешь.
Ты не думай, что мы такие лопоухие, что нас можно так просто на испуг взять. Мы объявляем вам голодовку и отказываемся отвечать на все ваши вопросы.
Вот так и сказал.
А он смеется.
Да какой к черту смех? Какой может смех?
— Это он точно вас на испуг брал!
— И я про то же говорю. Прилетели, так будьте любезны встретить со цветами, с хлебом-солью. Как-никак, контакт миров.
Смеется, гад, и хоть бы что.
Тут я снова вскакиваю и говорю: «Я требую прекратить это безобразие, мы вам не клоуны. Нечего смеяться и строить эти гадские ухмылочки. Я требую, чтобы о нашем аресте сообщили нашему посольству».
«Да какое же тут может быть наше посольство? — шепчет Юрка. — Тут такого и близко нет».
«Ну а раз нашего нет, так какое-нибудь другое поблизости есть. Ты ж кино „ЧП“ смотрел? Смотрел. Что, на них, что ли, власти здесь никакой нет? Что хотят, выходит, то и делают?»
«Да нет тут поблизости ничего похожего».
«Тогда пусть сообщат своему правительству. И не маринуют пускай здесь нас».
И уже следователю заявляю: «Сообщите своему правительству о том, что мы заявляем протест».
«Да уж кое-куда сообщим», — ухмыляется.
«Вот, вот, сообщите, сообщите!» «Да уж будьте спокойны. И первым делом сообщим в ваше Барбарисовское посольство. Пусть порадуются, как мы тут вас застукали. Нам-то что — это вы свою страну позорите. Только повторяю, от ответственности вам не уйти и судить вас будут у нас и по нашим законам. Что же касается всяких там ваших угроз, то предупреждаю вас в последний раз: хулиганства не потерплю. Будете булгачить, только вам хуже будет».
И все это так ласково говорит, будто кусок вареньем намазывает, а сам недобрыми глазами зыркает.
Тут мы ему ничего больше говорить не стали и потому, что дали зарок не отвечать ему, да и потому, что видим; говорить с ним совершенно бесполезно.
Сидим и молчим. Делать нам больше нечего, как сидеть да ждать, куда судьба нас вынесет.
Только трах-бах, в ту же ночь, в третьем часу будят, Мы прямо перепугались — что еще за фокусы? Глаза продрали, видим, охрана так мило улыбается, что подумали мы, уж не хотят ли они нам сюрприз какой преподнести.
А оно и точно так оказалось.
Сюрприз нас ждал.
«Выходите», — ласково говорят они.
Прямо так это ласково, что дальше-то и некуда.
«Гляди-ка, — говорю я Юрке, — такими кавалерами стали, а вчера еще взашей тыкали. Только я их что-то совсем не пойму, что у них на уме. Или правда, что другая цивилизация, так все шиворот-навыворот».
И повели они нас длинным коридором.
Заводят в огромный зал, а там народу ихнего видимо-невидимо. Все на нас смотрят, глаза горят, между собой что-то перешептываются. Ну чисто в зоопарке.
И вдруг все, раз, и стихло, и выходит к наги из этой толпы важный такой генерал, не генерал, а прямо целый туз. К нам подходит, свою сивую голову низко перед нами склоняет да и говорит нам провинившимся голосом: «Извините нас, ребятки, очень уж извините. Ошибка у нас произошла. Мы вас по недоразумению за соседских браконьеров приняли. А вы-то в самом деле оказались посланцами из другой цивилизации. Тысячи извинений, тысячи извинений».
Ну мы люди не гордые, видим такое дело, извинили их, ну а они тут же нас в самолет да в свою столицу.
— Ну а как с тем следователем стало дело?
— А ему после этого по шапке дали.
Так он потом за нами вдогонку: простите, братцы, то да се. Чуть ли не на коленях полозит перед нами — хочет нас разжалобить.
Да только нам не до него. Мы на него даже и не поглядели.
Привезли нас в столицу, в распрекрасный город. Поселили в самом центре в роскошном дворце.
Тут у нас голова прямо кругом пошла. Что ни день, то приемы, встречи, званые обеды, улыбки, цветы, рукопожатия, пресс-конференции.
Про фотографии в журналах и газетах я молчу. Их столько, хоть три комнаты обклеивай.
А какие нам богатые подарки дарят. Прямо складывать не знаем куда.
Вот как жизнь наша переменилась.
Президент ихний, такой щупленький старичок, тоже в честь нас прием устроил: подвезли его к нам на колясочке, он нам руки пожал, пару приветственных слов прошепелявил.