Впрочем, указ этот распространялся не на всех. Королевского двора и правительства он не касался. Придворные, министры и прочие представители элиты империи сами в войнах не участвовали, а отсиживались на большой глубине в недрах планеты. В специальном подземном городе бомбы и радиация не доставали их, наследственность избранных была в порядке, а потому им разрешалось иметь настоящих детей.
В конце последней войны, когда у противника не осталось ни одной атомной бомбы, король империи, желая прославиться, а заодно вдохновить свое воинство, изволил покинуть уютное подземное гнездышко явиться на поверхность истерзанной войнами планеты. Вдохновляя вояк на успешное завершение войны, король выпил бокал слишком холодного шампанского, отчего простыл, слег и вскоре скончался. Королевой стала его малолетняя дочь. Так уж получилось других, более подходящих наследников трона не оказалось. Капризнее девчонки видеть мне не доводилось. Потянулись будни нашего пребывания на воинственной планете. Меня, одев в шутовской наряд, каждое утро, перед обедом и вечерами привязывали к креслу и тащили «кланяться» королеве. Остальное время я был более или менее свободен.
Федя Мудреный городил свою оранжерею. Своими заказами он задергал измотанную войнами промышленность империи. Конструкторские бюро выли от его заявок, но выли про себя, молча. Приказы королевы и министра с усами обсуждению не подлежали.
Как-то я побывал на стройке века и удивился.
— А чего это ты оранжерею круглой делаешь? Они обычно прямоугольными бывают.
— А так красивее, — заявил Федя Мудреный.
Работы на оранжерее кипели. Она строилась быстрее, чем я ожидал.
— Куда ты спешишь? — наседал я на Федю. — Ты что, забыл: чем раньше вырастут цветы, тем раньше нас кончат?
— А что делать?! — грустно улыбнулся Федя. — Халтурить и филонить не умею.
— Да ты что?! — психовал я. — Затягивай строительство. Пусть оно долгостроем идет. Вали на поставщиков.
— Я так не умею, — повторил, вздохнув Федя. — Да и что это даст?
— Как что даст?! — не унимался я. — Выиграем время. Авось что-нибудь да придумаем.
— Без толку. Удрать отсюда невозможно. Сообщить о себе нашим — тоже.
— А ты пробовал?
— И пробовать не хочу, — отрезал Федя. — Я вот лучше оранжерею сделаю, пусть любуются и человечнее становятся.
Одним словом, свихнулся парень. Попытался я его уговорить наш звездолет выкрасть или радиостанцию ихнюю главную захватить, чтобы со своими связаться, а он только отмахивается. Звездолет, мол, хорошо охраняется, а радиостанцией делать нечего — до Земли, по его данным, тысяча световых лет, а ему, Феде, жить осталось меньше года.
— Даже если нас помилуют и не убьют, — говорит, — не дожить нам до того дня, когда радиосигнал до Земли долетит, и оттуда помощь пришлют. Ты тысячу лет жить умеешь?
— Нет, — огрызнулся я.
— Вот и не мешай мне работать.
Это надо же, какой деловой!
«Ну и черт с тобой! — подумал я. — Твори для своих мучителей. Без тебя что-нибудь придумаю».
В качестве королевского шута я имел много свободного; времени и немалую свободу передвижения. Побывав как-то в ближайшем космопорту, в шеренге разномастных трофейных кораблей я обнаружил наш звездолет. Никто его там не охранял, просто на входной люк навесили огромный висячий замок. И всего-то!
Я затрепетал от радости, сделав такое открытие. Помчался к Феде и предложил сегодня же ночью, удрать домой. Тот отмахнулся от меня как от назойливой мухи.
«Ах, так! — свирепел я про себя. — Ну и подыхай здесь!» Ночью, вооружившись напильником, ломом, зубилом и молотком, я подался в космопорт. Незамеченным прокрался к своему звездолету. Часа два сражался с амбарным замком, подвешенным на входном люке, уродуя его своими инструментами. В конце концов, когда я почти отчаялся попасть в звездолет, замок сдался, и входной люк плавно открылся.
Чертовски уставший от схватки с железным стражем, я, покачиваясь, побрел в рубку и отдал мозгу звездолета команду на подготовку к старту. Сердце, отчаянно колотилось в груди, в висках стучало, в ушах шумело. Даже не верилось, что вот сейчас я нажму на клавишу пуска и полечу! Куда угодно, только подальше от этой проклятой планеты!