Она не стучится, а тихо подходит к ним и, приложив к щели одно ухо, прислушивается, и, слава богу, ни Люк, ни Лея не помышляют о том, чтобы перешептываться.
— Да как тебе в голову могло такое прийти? — Лея еще не кричит, но вряд ли ее тон можно назвать спокойным.
— Я знаю, мне нет оправдания, — без особых сокрушений в голосе отвечает Люк.
— Ты должен был быть его наставником. Его, если хочешь, Учителем. Но вместо этого ты просто решил втихую подчистить его работу? Такого я от тебя не ожидала!
— Я глубоко сожалею о принятых мною решениях, — доносится в ответ без особого смирения.
— Теперь мне ясно, что вызвало ту его вспышку гнева… Но ты еще и молчал все это время! Почему ты сразу не пришел ко мне?
— Я, знаешь ли, был занят, пытаясь вытащить себя из долговой ямы, в которую Бен меня бросил после кражи всех моих проектов, чтобы сохранить себе хотя бы какое-то жилье, — старческое брюзжание тоже выходит на новый уровень громкости. — Но… конечно же, меня это не оправдывает.
— Ох, ну ты и фрукт, конечно! — а вот теперь Лея кричит. — Так низко повести себя! От кого от кого, но от тебя такой подлости я не ожидала!..
— Ай! — произносит слабый, сдавленный голос Люка.
— Что…? Что такое? Сердце?
Рей вся обмирает.
Стоит ли крикнуть? Позвать на помощь или вызвать скорую? Что там происходит?
— Люк, скажи что-нибудь!
Судя по торопливым шагам и шорохам, доносящимся изнутри, Лея суетится вокруг брата.
— Я сейчас… вызываю скорую… И вот, держи аспирин, положи под язык! Давай же!
Вслед за этими словами раздается какой-то неясный звук, сначала принятый Рей за плач, но потом она угадывает в нем смех… Люка.
— Старый дурак! Разве можно так? — Рей слышит глухой шлепок, сопровождающий эти слова.
Смех становится громче.
Вскоре к нему присоединяется и смех Леи, а через минуту-другую наступает тишина.
— Так вот почему та ваша встреча с Беном не задалась? — просмеявшись, спрашивает она.
Люк не отвечает — видимо, кивает в ответ.
— Что он тебе сказал?
— Кхм! — Люк откашливается. — В основном… сыпал проклятьями, которым я его точно не учил. Ну и поминал всю мою, то есть и свою родню тоже. Лея, это был не конструктивный диалог, но парень хотя бы выпустил пар.
— Ох! — Лея вздыхает. — Ну что мне с вами всеми делать?
— Я бы посоветовал…
— Что?
— Довериться Рей.
— А! Так ты в курсе?
Ухо Рей просто таки срастается с дверным полотном.
— В курсе чего?
— Она заявила, что сделает свой проект абсолютно «зеленым». Как тебе?
— По мне, так отлично, — крякнув, отвечает Люк.
Рей облегченно выдыхает и делает несколько тихих шагов назад. Никто не умер, все остались живы — можно сказать, все прошло лучше, чем она смела надеяться.
Она украдкой улыбается на пути к себе и мысленно ставит галочку напротив одного из пунктов ее глобального плана «Реанимация Соло».
========== 10. Оно того стоило ==========
Хакс ненавидит выходные.
Нет, раньше было еще более-менее сносно: он ходил закупаться в супермаркет, водил Милли к ветеринару, читал дополнительную литературу по специализации, прогуливался проверенным маршрутом по городу, обедал в одном итальянском местечке и с наслаждением смотрел какую-нибудь документальную передачу по историческому каналу.
Но потом в его жизни появилась Роуз, и выходные тоже круто изменились.
Было… всякое.
Свои выходные она любила проводить с огоньком, поэтому за их непродолжительный роман он успел отправиться в поход и заночевать в палатке (где его преследовала фобия проглотить паука), побывать на вечеринке в квартире у незнакомых людей (где он пытался дознаться у гостей, где хозяева, чтобы дознаться уже у тех, какое из полотенец в ванной гостевое), сходить в контактный зоопарк и выяснить, что держать в руках змей куда терпимее, чем кажется с виду: они сухие и приятные на ощупь, а еще у них нет шерсти, и их можно украдкой от смотрителя протереть антибактериальной салфеткой (и уж, конечно, они во сто крат покладистей енотов, один из которых, кстати, стащил тогда ту самую пачку салфеток).
И вот теперь он ненавидит свои выходные.
Помимо того, что он тоскует, ему… скучно.
Хакс вздыхает и опускается на скамейку в парке, в котором они с Роуз, бывало, прогуливались.
Целый час он бродил по его аллеям, поддевая носком туфли ворох сухих увядших листьев, наблюдая за влюбленными парочками и закатывая глаза всякий раз, как видел кого-то фотографирующимся на лужайке с охапкой листьев в руках.
«Там же везде нагажено! Бегите, глупцы!» — мысленно вопил он этим идиотам и брел дальше.
Гнев в адрес проклятущих собачников, концентрация которых в такой погожий выходной превысила все допустимые нормы, на какое-то время подарил ему прекрасную тему для размышлений. Он обдумывал, не пожаловаться ли в местную администрацию на недостаточность мер, принятых в отношении тех, кто не убирает за своими питомцами.
Но потом его мысли вновь вернулись к Роуз, а именно к тому, что бы она ответила на его брюзжание. Уж она-то бы придумала, как ему не зацикливаться на этом негативе.
Воскресный полдень — солнечный и по-осеннему теплый, что не соответствует его раздраженно-несчастному настрою. И он точно уж предпочел бы гулять здесь в тишине и одиночестве, чем в окружении всех этих счастливых, улыбчивых, выбравшихся зачем-то сегодня на свет божий горожан.
На соседней скамейке вызывающе гогочет группа подростков — Хаксу делается неуютно: в нем всегда в такие моменты пробуждается мнительность. Уж не над ним ли смеются?
Он достает телефон и утыкается в него. Ленту новостей он пролистывал с утра — там ничего захватывающего. Поэтому он открывает папку с фото, где у него нет ни одной фотографии Роуз. Зато много снимков просрочки из супермаркета — то, что он отправляет на почту главному менеджеру сети. Вернее, отправлял, пока его адрес не был занесен в спам.
Он листает дальше и вдруг натыкается на снимки Реновских сонетов.
Шальная мысль рождается в его, очевидно, уже повредившемся мозгу.
Не воспользоваться ли ему этими стихами?
Прошлый его план провалился, а новый все никак не желает родиться.
Хакс мотает головой. Нет. Он не настолько отчаялся.
Нужен другой план.
Времени на часах почти два часа дня — Хакс поднимается и направляется по аллее в сторону дома. Но, пройдя с десяток метров, он замечает вдруг какое-то движение на обочине. Опавшая листва с шорохом шевелится, и, остановившись, ему удается разглядеть на ней молодого бельчонка.
Хакс делает пару шагов в его направлении — бельчонок торопится убраться. Но это ему плохо удается: он подволакивает заднюю лапку.
Хакс останавливается. С одной стороны — это почти крыса, только хвост посимпатичнее, и прикасаться к этому грызуну — последнее, чего ему хочется.
С другой — если бельчонка заметят хотя бы вот те подростки, возможно, бедное существо будет затискано-замучено.
Но решающим аргументом становится настойчивый голос Роуз в голове, которая, будь она здесь, непременно сказала бы что-то в духе: «Армитаж! Мы обязаны помочь этому малышу! Давай же, шевели поршнями!»
Ну что ж.
Хакс сворачивает с асфальтированной дорожки и принимается подкрадываться к объекту своего дремавшего доселе альтруизма.
Бельчонок не ценит его порывов: он начинает уползать в сторону — Хакс ускоряет шаг.
— Ну же, глупое животное, я хочу тебе помочь! Свожу в ветклинику, а потому выпущу обратно на волю.
Но и этих увещеваний оказывается недостаточно. Поэтому Хакс совершает два размашистых прыжка и все-таки настигает того.
Бельчонок, оказавшись в его цепкой хватке, на секунду-другую замирает. И все, что Хакс замечает в этот момент, — это два черных, непроницаемых глаза и вспыхнувшее в них чуть позже безумие. А затем пушистый гад изворачивается и вонзает свои длинные острые зубки в указательный палец его правой руки.