Нортон качает головой:
— Нет, к сожалению, без понятия.
Джина смотрит на него умоляюще.
— Я правда не знаю, — произносит он. — Но боюсь, куда бы он ни поехал, он вполне мог там…
— Выпить еще?
— Вот именно, — резюмирует Нортон и пожимает плечами.
Этот вердикт сбивает Джину с толку: что дальше? В животе у нее все ходуном ходит. Да и юбка с пиджаком не идеальный наряд для посещения крыш — ей холодно и зябко. Но она не сдается. Она указывает на дальнее недоделанное крыло сорок восьмого этажа и предлагает посмотреть, что там.
Нортон не против.
Они шагают долго и молча — через весь этаж. Чем ближе они подходят к южному торцу, тем шире открывается обзор. Они останавливаются в ярде от ограждения и замирают: под ними весь Дублин, обрамленный стрелами подъемных кранов. Вид настолько умопомрачительный, что Джина ахает. Весь город отсюда как на ладони: памятники, шпили, парки, площади, жилые кварталы, а посредине река как глубокая корявая рана, прорезающая тело города.
Джина пытается найти свой дом: он должен быть где-то там — на набережной. Потом вроде вычисляет Доланстаун. Он или не он? С ума сойти! Нереально. Волшебно! Район ее детства выглядит отсюда совершенно по-другому.
— Невероятно, — выдыхает она.
— Да, что есть, то есть. А ведь это только начало.
Джина оборачивается к нему:
— Начало чего?
— Начало большого дела, — отвечает Нортон. — Я хочу, чтобы за Ричмонд-Плазой на набережной появились и другие небоскребы. — Он обводит рукой всю территорию бывших доков. — Хочу, чтобы здесь все было застроено. Хочу, чтобы на атлантических берегах вырос новый Гонконг.
Джина кивает. Реагирует без лишних восторгов.
— Как минимум, — продолжает он, — это принесет нам новую волну американских инвестиций. Посмотри, что они сотворили с Шанхаем! Это же феноменально! Ноэль, кстати, присутствовал при китайском чуде — в конце девяностых.
— Да что вы!
Да, он ездил туда в составе торговой делегации с Ларри Болджером… по-моему, как консультант или вроде того. Не важно. Он рассказывал, что сначала, глядя из Бунда [35], ты не видел ничего, кроме полей да отдельных складов. Потом картинка неожиданно заросла бамбуковыми строительными лесами и покрылась зеленой страховочной сеткой. И вдруг, не успел никто и глазом моргнуть, там выросли здания.
Джина что-то припоминает, но слабо. Чем она в то время занималась? Готовилась к защите диплома? Начинала работать? Сидела сутки напролет в офисе без окон, уткнувшись в экран компьютера? Точно чем-то из вышеперечисленного: в общем, Ноэля она в то время почти не видела.
— Или возьмем Дубай, — все больше распалялся Нортон, — почему бы нам не сотворить все то же самое здесь, ну почему, скажи?! И кстати, Ноэль видел эти перспективы, видел. Просто… — Тут он замирает и вдруг качает головой с каким-то даже ожесточением. — Просто, чтобы реализовывать проекты такого масштаба, одного видения мало; нужны еще, прости меня, железные яйца…
Джине кажется, Нортон уже говорит не о брате.
— …Чтобы ничто и никто на свете не могли бы тебе помешать…
Вдруг как гром среди ясного неба звучит барочная музыка. Нортон прерывается. Джина в легком шоке: до нее не сразу доходит, что это мобильник.
Нортон достает телефон и смотрит, кто звонит.
— Прости, — говорит он ей, приподнимая палец. — Я только… на секунду. — Он отворачивается, и Вивальди замолкает. — Ларри, в чем дело?
Джина тоже отворачивается. Она проходит несколько шагов и прислоняется к ограждению, которое едва доходит ей до талии. Смотрит вниз. Далеко-далеко по набережным снуют малюсенькие машинки.
Нортон разговаривает по телефону.
С Ларри Болджером?
— …Да, «Уилсон», это где-то на Мэдисон-авеню, дом то ли семьдесят один, то ли семьдесят два…
Джина даже не догадывалась, что брат так хорошо знал Ларри Болджера. И очень удивилась, увидев его на поминках. А сегодня выясняется, что они еще в девяностых вместе в Шанхай летали. Кто бы мог подумать?!
— И не забудь, он старик — навидался всякого…
Оказывается, в жизни Ноэля было полно вещей, о которых она даже не подозревала.
— Короче, встречайтесь, потом обсудим.
Джина разворачивается. Нортон убирает телефон.
— С кем вы разговаривали? — спрашивает она. — Случайно не с Ларри ли Болджером?
Нортон удивлен:
— И в самом деле с ним.
— Ясно.
— Он в аэропорту.
— Понятно.
— Летит в Штаты — за счет налогоплательщиков. С очередной торговой миссией.
Джина кивает. Потом говорит:
— Получается, они с Ноэлем были хорошо знакомы.
— Так и есть.
— Мистер Болджер рассказал мне в четверг, что они часто играли в покер? Это правда?
— Правда, только Ноэль все время обставлял беднягу Ларри. Обдирал его как липку. И этот человек имеет все шансы стать нашим будущим премьер-министром! Алкаш и игрок. Боже, помоги нам! — Он резко замолкает и внимательно смотрит на Джину. — Но я тебе этого не говорил… добро?
Джина быстро кивает, как будто уверяя его: «На сей счет не беспокойтесь».
— Ты уж прости меня, — продолжает Нортон. — Не суди строго. Ларри — мой добрый друг, я его знаю сто лет. Но что поделаешь, он не умеет справляться со своими страстями.
Джина кивает.
— Зато теперь он встал на стезю добродетели. Клянусь. И держится молодцом. Не пьет и… вообще ничего не делает. Почему мы вдруг заговорили о Ларри?
Джина не знает. Качает головой.
Нортон смотрит на часы:
— Ладно, Джина, у меня скоро следующая встреча, с риелторами, так что…
— О чем речь, — отзывается Джина.
Он делает шаг.
Джина чувствует: сейчас он уйдет, а вместе с ним еще одна зацепка. Если она настроена серьезно, нужно собраться и перейти к более решительным действиям.
— Послушайте… Пэдди, — произносит девушка, — вот вы работали с Ноэлем, общались с ним, во всяком случае периодически беседовали, так?
Нортон приостанавливается, едва заметно напрягается и оборачивается:
— Так.
Джина набирается смелости:
— Он когда-нибудь в разговорах упоминал… нашего племянника?
Нортон начинает расстраиваться:
— Джина, послушай…
— Или, может, Терри Стэка, или?..
— Никогда.
И тон его при этом меняется.
— Тогда, — произносит Джина, не сбавляя натиска, — я не знаю, но вдруг вам приходит в голову, зачем кому-то…
Нортон закатывает глаза:
— Кому-то — что?
— Зачем кому-то понадобилось его убивать?
— Джина, — Нортон уже откровенно не выдерживает, — ради всего святого! Это никому не понадобилось, и никто его не убивал. Он погиб в результате аварии.
Джина нервно сглатывает:
— Боюсь, мне сложно с этим согласиться.
Нортон делает несколько шагов в ее сторону:
— Ну, моя дорогая, рано или поздно все равно придется. Люди гибнут на дорогах каждый день.
Он подходит совсем близко и берет ее за руку. Держит крепко, при этом пристально смотрит ей в глаза. Джине неприятно, ей хотелось бы высвободиться. Но как это сделать? Чтобы вывинтить руку, придется обходить его сбоку.
Потому что назад отходить особо некуда.
Он еще сильнее сжимает ей кисть:
— Ты слышишь меня?
Джина не отводит взгляда.
Теперь, когда он так близко, она видит: он нервничает. Как же она раньше не заметила? На лице — упитанном и побледневшем до серого — выделяются только крохотные бусинки зрачков. Они как будто увеличиваются. И вот еще одна странность: на улице холод, а над верхней губой Нортона выступили капельки пота.
А этот запах!
Жгучая смесь чего-то с чем-то. Определенно можно сказать лишь о присутствии в ней туалетной воды, возможно, сигар и… то ли ополаскивателя для рта, то ли жвачки.
— Джина?
Она кивает.
— Да, я вас слышу, — произносит она, — но принять это… не могу.
— Ну что ты будешь делать! — восклицает Нортон. — Почему мы живем в такое долбаное время, что людям во всем видится преступный заговор? Твой брат вел машину пьяный. Тебе этого мало?