— Ух ты!
Пошло немного не так, как он задумывал, догадывается Джина. Что ему на такое ответить? Сказать: забавно, я пробавляюсь тем же самым, только немножко с другого боку — пиратство, знаешь ли.
— В какой области? — спрашивает он.
— Восстановление данных. Я обслуживаю разработчиков.
— Интересно.
— Ни фига. — Она склоняется к нему. — Послушай, Терри, я не намерена говорить с тобой ни о моей работе, ни о моей зашибической жизни — только о моем брате и о племяннике, договорились?
Цивилизованно, нейтрально. Ровненько.
Стэк улыбается. Сегодня он уже меньше смахивает на священника в штатском. На нем пиджак, рубашка, только галстука недостает. У него густые седеющие волосы, усталые карие глаза, недобрый изгиб губ.
— Хорошо, — откликается он, — договорились.
— Ладно, спасибо.
— Я сказал тебе, что не оставлю этого просто так? Я держу свое обещание. Я, скажем так, навел… справки.
Он останавливается, ждет эффекта.
Джина не выдерживает и спрашивает:
— И?..
— Ты как-то слишком торопишься, тебе не кажется?
— А ты разве нет? Ты же сам говорил: кто бы это ни сделал, он за это заплатит!
— Говорил, говорил. И он, конечно же, заплатит.
— Так в чем же дело?
Джина в шоке от избранной ею тактики. Может, за наглостью она прячет свой страх? Ведь, что говорить, после того, как она взяла у Катерины номер Стэка, но прежде, чем позвонить ему, она проштудировала в интернете несколько газетных архивов и обнаружила следующее. Помимо нарушения закона об авторском праве на миллионы евро в год, помимо торговли героином, экстази и марихуаной, помимо перевозки молоденьких девушек из Восточной Европы, группировка Стэка небезосновательно подозревается — и тут надо смотреть правде в глаза: Ноэль мог быть к этому причастен — в трех недавних и особо жестоких убийствах.
Из этих же источников она узнает, что время от времени Стэк вспоминает о своем электротехническом образовании и пользуется им не то чтобы по прямому назначению.
Почему же тогда? Почему она осмеливается вести себя с ним столь напористо и агрессивно, учитывая, что у нее за спиной лишь десять лет в обнимку с компьютером?
Стэк тоже от нее в легком шоке.
— Бог ты мой, да потерпи немного, я веду к этому, — говорит он. — Ладно. Начнем с того, что у нас разборки, конечно, случаются. Один говнюк может мочкануть другого, потому что у него на того зуб или потому что тот его девушке всадил, да мало ли почему. Но у меня все строго.
Она кивает.
— Мои парни собранны, ты чуешь?
Джине хочется сказать: чую, мол, чую, что дальше?
— Ни одному из них не пришло бы в голову приделать Ноэля. У них не было на это ни единой причины: ни явной, ни скрытой — никакой.
Джина переваривает услышанное:
— И что нам это дает?
— Ну, я уже говорил тебе, что кое с кем перетер… и услышал, мать твою, недетские версии. Слухи.
— Что за слухи?
— Да как тебе сказать! — Он делает глубокий вдох. — Причем я слышал это из разных источников. Говорят, что целью был твой брат, но вышла путаница…
— Что?!
— Ну, имена у них одинаковые и все такое прочее. Люди слишком торопились, в итоге…
Джина подается вперед.
— …Дали маху. Решили, раз цель — Ноэль Рафферти, уж конечно, это наш Ноэль, кто ж еще… По-любому сделал это профи, — продолжал Стэк, — тут не придерешься, действовавший по инструкции, а вот инструкцию…
— Погоди, постой… — Тут Джина принимается трясти головой, будто пытается вытряхнуть из нее все лишнее, мешающее думать. — Я не могу понять…
— Чего?
— Зачем кому-то понадобилось убивать моего брата?
Стэк замолкает и крякает:
— А вот это ты мне должна сказать, голуба. Откуда мне, блин, знать?
— А мне? С чего ты взял, что мне это известно?
— Он же твой брат был, не мой.
— Да, но…
Джина в полном замешательстве. Она целую неделю билась как рыба об лед, доказывая всем и вся, что история не закончена. И вот теперь, когда ее догадкам находится правдоподобное объяснение, она не готова его принять. Ведь ее рассуждения о том, что две смерти связаны и не случайны, носили весьма расплывчатый и неконкретный характер.
А здесь все четко и очень конкретно.
— Но… — Джине даже сказать нечего, — он же погиб в результате аварии? Это же была авария?
— Не знаю, — отвечает Стэк. — Может, и авария.
— Что значит «может»? Что ты такое говоришь?
— Да ничего я не говорю. Просто, если моя информация верна, тогда это совсем другой коленкор.
— Какой еще… так это была не авария?
— Не знаю. Может, и авария, но не факт.
— Но как? Он же и в самом деле был пьян: вскрытие не обманешь. Машина потеряла управление и съехала с шоссе. Все доказательства налицо.
— Джина, зая моя, аварию ведь можно подстроить. Человека можно подержать и влить ему в глотку побольше «Пауэрса», потом чутка повозиться с тормозами, и на тебе — зашибись… Да мало ли что можно придумать.
— Не может быть!
— Послушай, если они хотели прикончить брата, но в первый раз обосрались, немудрено, что им пришлось еще раз потрудиться.
— Только уже другим способом.
— Да. Типа того. Чувствую, ребята чутка понервничали. — Он отпивает из кружки. — Но теперь, конечно, уже ничего не докажешь. Его больше нет, он в земле сырой, а этих горе-судмедэкспертов тоже теперь ищи-свищи. Хотя, если честно, им все равно никто бы не поверил.
— Какой кошмар!
Она поникает головой.
— Послушай, Джина, — говорит Стэк. — Это всего лишь домыслы. Мы еще не нашли исполнителя. Занялась бы ты пока полезным делом: разузнала бы, у кого был зуб на твоего братца.
Она поднимает голову:
— Да ведь он… он был простым инженером.
— Вот тебе, бабушка, и хрен с маслом. Ты думаешь, эти сучары-профессионалы чем-то лучше остальных? — Он делает паузу. — Думай. Он давал кому-нибудь деньги в долг? Одалживал сам у кого-нибудь?
Джина только мотает головой:
— Откуда мне знать?
— Поверь моему опыту, — произносит Стэк и поднимает кружку, — в девяноста процентах из ста все всегда сводится к деньгам.
Джина беспомощно оглядывается по сторонам.
В заведении почти никого: за стойкой — парочка завсегдатаев; в дальнем углу — компания женщин бальзаковского возраста.
Ну да, еще ведь рано.
Джина в «Кеннеди» уже второй раз за эту неделю; ее обуревают смешанные чувства. Теперь это пристойный пригородный паб, весь в коврах и дереве, укомплектованный минимум четырьмя плазменными экранами и меню на черной доске с респектабельными позициями типа чаудера из морепродуктов и горячих панини. А вот раньше, во времена ее детства и отрочества, «Кеннеди» выглядел совсем по-другому. В то время здесь был настоящий притон.
С «Гиннесом» и «Харпом», с «Вудбайнами» и «Кинг-криспами» [40].
Заблеванный, заплеванный, зассанный.
Ее отец выпивал именно здесь.
Джина вспоминает, как приходила сюда ребенком: ее засылали, чтобы забрать его или передать весточку.
А мама пила дома.
— А если не к деньгам, — продолжает Стэк, — то к сексу.
Джина наблюдает за ним. В его глазах вспыхивает хитренький огонек.
— Ноэль был счастлив в браке, — отрезает она и сразу же понимает: Стэк над этим только посмеется.
— Эти как раз самые лютые, — отзывается он, — ух сколько я их навидался! Бесконечно треплются об одном и том же.
Джине не хочется развивать эту тему. Она соображает, как бы понейтральнее ответить. Но тут, на ее счастье, у Стэка звонит телефон.
Собеседник корчит рожу, достает мобильный, подносит к уху:
— Да.
Джина отворачивается: смотрит на бар. Она по-прежнему в смятении; ей даже нехорошо. Она переводит взгляд обратно — на стол.
— Когда он спрашивал? — внятно шепчет Стэк. — Сегодня утром?
До настоящего момента Джина считала смерть брата этаким побочным эффектом, нелепым и, скорее всего, незапланированным следствием убийства племянника.