Потом поправляет ее, насколько позволяет ситуация, усаживает и вставляет в руку пистолет. Уходит.
Это не его выбор, просто другого она ему не оставила.
В конце Бутерстаун-авеню он сворачивает налево, на Рок-роуд, в голове полный винегрет: он крутит, вертит, представляет и так и сяк…
То, что он сделает сегодня.
То, что он сотворил тогда…
Марк снова отбрасывает одеяло, передвигается к краю кровати, спускает ноги на пол. С трудом садится, со скрипом привстает. Берет мобильный, кладет его в карман пижамы. Дальше, не раздумывая, отрывает от себя катетер. Становится дико больно, но он старается не думать. Хватается за мобильный стенд с капельницами и медленно катит его по палате к выходу.
Дойдя до двери, он замечает капли крови — на полу и на ногах.
Но надо идти, иначе…
Как можно быть таким кретином?
Он открывает дверь.
Охранник на посту, цедит свой кофе или чай. Он моментально вскакивает, восклицает:
— Вот это да!
Ставит чашку, бежит на помощь.
— Господи! Что это вы вдруг? — Оглядывается. — Сестра!
Марк на секунду принимает руку помощи, потом отталкивает.
Смешно: охранник так забеспокоился, что Марку стало легче. Он понимает: этот не за мной.
По коридору прокатывается волна: люди видят непорядок и реагируют. Каждый в меру сил и возможностей. Первой к финишу поспевает его медсестра.
Как ее там? Хелен?
— Боже мой, Марк, что вы творите?!
Она протискивается перед охранником, берет Марка под локоток. Подводит его к скамейке, другой рукой придерживает стенд с болтающимися мешками. Усаживается рядом с ним. Замечает капли крови, но храбрится.
— Ничего-ничего, — медленно уговаривает она, — нужно вас обратно отвести. — Сейчас мы…
— Нет.
— В каком смысле?
— Нет.
Он поднимает глаза. Вокруг охранник, сестра, несколько докторов — все стоят и смотрят.
— Мне нужно найти номер — номер мобильного. — Он еле шепчет, морщится от боли. — Мне нужно…
— Да, Марк, конечно, мы сделаем все, что вы хотите, но вам нужно обратно — в кровать…
— Я сказал — нет.
На первый план аккуратно выходит охранник.
— Расслабьтесь, дружище, договорились? — произносит он. — Все нормально. Все нормально.
Марк окидывает его взглядом. Неожиданно ему становится дурно и душно.
— Знаете, — продолжает охранник, — через несколько минут сюда прибудут следователи. Они уже в пути, — он помахивает рацией, — и во всем разберутся, так что не парьтесь.
Следователи…
Марк рыщет взглядом по коридору.
Все наблюдают за ним. Не двигаются. Свет резкий и неуютный, обстановка мертвенно неестественная.
— Нет! — повторяет он.
Он подносит руку к шее и, не раздумывая, начинает отдирать полоску.
— О боже, прекратите! — кричит сестра, хватая его за руку. — Да что же вы творите?! В самом деле! Вы же… вы же порвете себе яремную вену.
Марк прекращает, не сопротивляется. Она склоняется так близко, что между ними считаные сантиметры.
— Нельзя так просто взять и…
Медлит.
Он смотрит на нее:
— Так что нельзя?
— Эти трубки, — произносит она. — Их нельзя просто взять и снять. Начнется кровотечение. Уже началось. Может произойти закупорка сосуда. От этого можно умереть.
Он кивает.
Он уже чувствует: по шее струится теплый ручеек.
— Что ж, Хелен, — шепчет Марк, — либо так, либо вы достанете мне номер.
— Марк, — умоляет она, еще сильнее сжимая его кисть, — не делайте этого.
— Нет, — произносит он, — сделаю. — Свободной рукой он дотягивается до мобильного стенда и толкает один из мешков с жидкостью. Мешок рвется, жидкость с хлюпом проливается на пол.
Все ахают.
Сестра в ужасе выпускает руку Марка, отшатывается. Воспользовавшись свободой, Марк тянется к другому концу скамейки, хватает чашку. Размахивается и фигачит ее о стену. Осколки разлетаются в разные стороны. То, что осталось в руке, — острый керамический черепок — подносит к шее.
— Прочь… пошевеливайтесь.
Народ подчиняется — медленно и неохотно. Даже сестра, хотя она в полном замешательстве. Тянет руки вперед, отчаянно взывая к остаткам благоразумия:
— Марк, не надо!..
— Пошевеливайтесь! — Он дергает голову вбок. — А не то я всажу его прямо в вену.