2
Мириам выбирает ему галстук. Как обычно, бордовый — к костюму. Раньше Нортон питал слабость к веселым галстукам: у него в гардеробе имелись пестрые, психоделические и даже с героями мультиков. Но со временем Мириам положила этому конец.
— Хочешь одеваться как политик, — язвительно заметила она, — выдвигайся.
Теперь Нортон и сам с ней соглашается. Ларри Болджер иногда по привычке надевает галстук с Гомером Симпсоном и выглядит в нем полным идиотом. Зато привлекает внимание.
А Нортону излишнее внимание вредно. Годы ушли на постижение этой истины. Политикам внимание необходимо как воздух. Это их фотосинтез, их свет. Вот отчего ими так легко манипулировать. Забери у них эту радость — и им кранты. Предоставь ее с гарантией стабильности, и делай с ними все что хошь.
Не то с людьми типа Нортона: они расцветают в тени. Мириам, в силу своего происхождения, инстинктивно почувствовала это и сориентировала Нортона в нужном направлении. Именно она научила его одеваться и подавать себя. Именно с ее помощью он понял, что настоящее богатство и фотовспышки несовместимы.
Нортон бреется, одевается, встает перед зеркалом и пшикает одеколоном.
Неужели из-за этого он сделал то, что сделал? Неужели испугался огласки: не негативной, а любой? Так, да не так. Ведь он же не дебил. Он понимает, например, что запуску Ричмонд-Плазы будет сопутствовать определенная пиар-активность и что, возможно, он пару раз попадет в кадр или в вечерние новости. Но в каком качестве? Полная анонимность — очередной костюм на заднем плане. Там и так будет на кого поглядеть: архитектор, команда Рэя Салливана, Ларри Болджер разве камерам недостаточно?
Нортон осматривает себя в зеркале.
О другом сценарии даже подумать страшно. В нем он выступал бы главным героем. А также кормом для таблоидов и темой бесконечных селебрити-радиошоу. Телевизионщики смонтировали бы его персональный ролик и крутили бы день и ночь, пока все не одурели бы: Нортон шагает по улице с хитрющим выражением на лице, Нортон пытается вылезти из машины, Нортон то, Нортон се…
Брр, кошмар!
Конечно, при таком раскладе пиар был бы наименьшей из его хлопот: параллельно шла бы длительная судебная тяжба, которая закончилась бы банкротством, позором и гибелью.
Нортон поправляет пиджак и приглаживает волосы.
Как подумаешь об этом, понимаешь, что сделал правильный выбор.
Он выходит из спальни на лестницу.
16:45.
— Мириам!
— Да-да, уже иду.
Мириам появляется из своей спальни. На ней темно-синий костюм, темно-синие туфли и темно-синяя шляпка-таблетка. Она выглядит элегантно и уныло — как и подобает.
— Что за церковь? — спрашивает она, вдевая в ухо сережку.
— Дэннибрук.
Мириам подходит к большому зеркалу и поправляет шляпку:
— Думаешь, будет много народу?
— Думаю, да, — отвечает Нортон. — Возможен аншлаг.
— Да ладно!
— Все может быть: он нравился людям.
— А ты хорошо его знал?
— Не очень, мы пару раз пересекались по бизнесу в прошлом.
Особенно в недавнем, про себя добавляет Нортон, не далее как на прошлой неделе. Так-так: раз он об этом думает, значит, до сих пор побаивается? Чего? Тут он вспоминает статью про Рафферти-племянника — о бандитских группировках и DVD-пиратстве.
— Мо, заканчивай, там пробки.
Я почти готова.
Она прекращает общение с зеркалом, и они вместе спускаются вниз.
План казался таким безукоризненным: все или, по крайней мере, все его участие сводилось к краткому диалогу с Фитцем на заднем сиденье автомобиля.
И поглядите, что вышло!
Они выходят из дому, садятся в машину. По пути к воротам Нортон заново прокручивает в голове вереницу событий: ночь с понедельника на вторник, бессонницу, изматывающее ожидание, чуть не доведшее его до саморазрушения. И наконец, спасительный звонок во вторник утром. После этого звонка потребовалось немало времени на восстановление: минуты сменялись часами, одни люди на телефоне сменялись другими, и в итоге история приняла правильные очертания. И все же чувство тягостного дискомфорта долго не отпускало. Слишком глубоко он оказался втянутым в историю.
Правда, сегодня, в четверг, Нортон едет в церковь на отпевание бренных останков Ноэля Рафферти и чувствует себя спокойно и невозмутимо.
Паника ушла, угроза миновала.
Уже почти пять, и Ларри Болджер стоит на террасе Лейнстер-Хауса[29]. Стоит и смотрит на «Бусвеллз»[30]. Он только что вышел с прений по реформе почтового налога и ждет машину. Он знает, что в гостинице сейчас заседает небольшая группа заднескамеечников. Они обсуждают, что все-таки за штука эти так называемые девелопменты. Любопытно, что они там наобсуждали.