– Это несет какой-то символизм? – перебил я Рефремова.
– Естественно. У нас все несет какой-то символизм. Даже оттопыренный мизинчик при опрокидывании рюмки водки в горло, – ответил хранитель тайн с чрезмерно серьезным выражением лица, – Конкретно в этом случае смысл действа в неуязвимости магистра, в крепости и непоколебимости его власти. При чем это не голословное заявление. Даже если ты попытаешься драться с ним на полном серьезе, у тебя ничего не получится.
– Это потому что меня сразу отметелят другие рыцари? – предположил я.
Рефремов вновь рассмеялся: – Этого не потребуется, Ванька крайне вертлявый, к тому же весьма опытный дуэлянт. Уровень мастерства даже самого опытного рыцаря просто не дотягивает до класса Вилла.
Я зачем-то хмыкнул в ответ.
– Ну и последняя часть церемонии – рыцарский бал, в котором принимают участие все архары, ключевые менеджеры корпорации и гости из других филиалов Кузни. Это неформальное светское мероприятие, где можно хорошенько выпить, пофлиртовать с дамами и, при желании, кого-то помять, – сказал Рефремов, не убирая довольную улыбку с лица.
– Вопросов больше не имею, – сказал я, и в качестве знака прощания показал хранителю тайн раскрытую ладонь.
– О, – как бы опомнился Рефремов, – чуть не забыл, дурья башка, у каждого рыцаря должно быть оружие, с которым он обязан прийти на церемонию. Кто-то выбирает меч, кто-то булаву, лук. До церемонии ты должен сделать свой выбор. У меня в наличие есть полный арсенал.
– Я уже сделал свой выбор, – ответил я, на прощание кивнув Михаилу головой.
– И что же это? – спросил Рефремов.
– Копье, – крикнул я, открывая дверь.
– Прелестный выбор, – разлетелось по залу вместе с раскатистым хохотом.
На улице я сел в автомобиль, который повез меня в офис. Я смотрел на здания и людей, мелькающие за окном, а в голове звучали строки:
– Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит… черт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь, напролет, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами спирт пью.
Церемония посвящения в рыцари-архары была назначена на вечер пятницы. В обозначенное время ко мне в кабинет зашел Степан Гаврик, который был облачен в черный длинный плащ с золотым подбоем и плоскую золотую маску без черт лица и двумя овальными прорезями для глаз, накрытую капюшоном. При ходьбе из плаща то и дело выныривали ноги Гаврика в кольчужных чулках и стальных наколенниках.
– Оружие не забыл? – поинтересовался он.
Я взял в руку опертый о стену пилум и продемонстрировал его Степану.
– Странный выбор. Почти все архары предпочитают мечи, боевые топоры, в крайнем случае, моргенштерны. Хотя, ты же у нас особенный, – сказал Гаврик, и в очередной раз неприятно захихикал.
На лифте мы поднялись на самый верхний этаж, но в этот раз двери открылись не в огромном зале, а небольшом фойе, в центре которого была установлена масштабная скульптура. Худощавый человек с терновым венцом на голове и потрепанной рубахе нес на плечах огромный крест. На перекрестии сидел известный российский журналист-пропагандист Дмитрий Кисельвов, лицо которого застыло в процессе плевка. Вылетающая капля слюны, напоминающая комету, была нацелена в не менее известного российского блогера Юрия Дуря, который сидел повыше из-за своего роста и показывал Кисельвову язык. Под скульптурой размещалась табличка с надписью: «Однояйцевый поцелуй». Сразу за скульптурой располагалась огромная двустворчатая дверь, а по бокам две небольшие створки с буквами М и W.
– Сюда, – сказал Гаврик, указав на вход с литерой М.
За дверью оказалась небольшая темная комната, которую освещал только огонь большого каменного камина, выполненного в виде готического портала с резными колоннами. На них были изображены фигуры черных рыцарей в шлемах, увенчанных закрученными рогами, и со щитами, на которых размещались гербы в виде вставшего на дыбы золотого козла с красными рогами, противостоящего серой туче и торчащей из нее руки со сжатой в кулаке молнией. Козел был размещен слева, серая туча с кулаком – справа вверху. В комнате находилось два человека. Одеты они были примерно одинаково: черные папахи, красно-черные черкесски, на которые были накинуты черные бурки, в руках пастушьи посохи с загнутыми в форме крюка концами. Лица их также были практически идентичными – длинные горбатые носы, черные глаза, сросшиеся черные брови и длинные черные бороды. Они внимательно посмотрели на меня сверху вниз и синхронно указали рукой на большой медный таз, который находился с левой стороны от камина. Я подошел к нему.