Музыка закончилась, и все танцующие пары остановились. Барышни поклонились своим партнерам, а рыцари ответили резкими кивками.
– Танцуют все, – выкрикнул Иван Ухгад.
Заиграл вальс Иоганна Штрауса «На прекрасном голубом Дунае» и теперь по залу вместе с рыцарскими парами закружились и обычные клерки. Преторианцы, как и прежде, оставались у ног рыцарских статуй. Я смотрел в глаза Ольги и утопал в их глубине и цвете, когда боковым зрением заметил приближающуюся к нам фигуру Ивана Ухгада. Подойдя вплотную, он нарочито громко кашлянул, и мы остановились.
– Глеб, не уступите даму на танец? – спросил он, улыбаясь.
На моих щеках заиграли желваки, но реакцию лица на беспредельную наглость скрыла маска Сергея Есенина. Беззвучно я прочел четверостишье:
– Не тужи, дорогой, и не ахай,
Жизнь держи, как коня, за узду,
Посылай всех и каждого на хуй,
Чтоб тебя не послали в пизду!
В слух же произнес: – если дама не будет против.
Ольга отпустила мою руку, поклонилась Ивану, и он незамедлительно схватил ее за талию. Вновь сформированная пара закружились в танце. Злоба переполняла мое сердце, и чтобы не разжигать огонь ненависти, я решил не смотреть на них, а утопить свое возмущение в стакане со спиртом. Проходя возле одной из голых девиц с подносом, я схватил с него два бокала и отошел к стенке. Но выпить желанный напиток я не смог. Забыв о маске Есенина, я не взял одну из отдельно лежавших на подносе трубочек – заливать спирт в щель для рта было сложно, к тому же неэффективно – жидкость в рот практически не попадала. Я хотел было вернуться к девушке с подносом, но потом как бы опомнившись, что руки заняты бокалами, решил положить на подоконнике ближайшего витража, где стояла какая-то одинокая девушка. Разглядеть ее мешала тень от колонны.
– Я ненадолго оставлю здесь стаканы, – обратился я к неизвестной барышне, – вам не сложно будет посмотреть, чтобы их не увели.
– Можно сделать проще, – сказала девушка голосом Аннушки, – просто снять маску.
– Точно, – сказал я, услышав знакомый голос и улыбнувшись, – так действительно будет правильней. Поможешь снять?
Аннушка приблизилась ко мне и начала расстегивать защелки лика Сергея Есенина. Несколько манипуляций и мое настоящее лицо было высвобождено из оков.
– Тебе хорошо в латах, – сказала Аннушка.
– Спасибо, – отметил я, протянув коллеге один из бокалов со спиртом, – мне уже говорили об этом.
– А ты знаешь, как скарабеи называют орден рыцарей-архаров? – спросила она.
Я сжал губы и покачал головой.
– Козлиный архарат. По принципу устройства государства со времен шумеров. Во главе системы стоит козел или группа козлов, которые опираются на баранов – касту госуправленцев и религиозных лидеров, отдельно силовой блок. Ниже клерки и остальной более мелкий планктон. Тебе кто ближе халдеи или патриции, в смысле посвященные рыцари или клерки? – спросила Аннушка.
– А тебе? – ответил я, уловив иронию в вопросе коллеги.
– Мне ближе Джордано Бруно, – ответил она, улыбнувшись, после чего ее лицо вновь приняло серьезный вид, – скарабеи верят, что спасти мир может только одно.
– Электус? – спросил я.
Аннушка вновь улыбнусь, и покачала головой: – любовь.
– За это предлагаю выпить, – сказал я, вытянув в направлении коллеги свой бокал.
– А давай на брудершафт? – предложила Аннушка.
– Давай, – согласился я.
Наши руки сплелись в связке, как звенья одной цепи, и мы синхронно выпили дерущую горло жидкость. После этого Аннушка разбила свой стакан об пол и поцеловала меня в губы.
– Глеб, мне кажется…, – началась говорить Аннушка, но неожиданно осеклась.
К нам подходила Ольга с раскрасневшимся из-за танцев лицом и учащенным дыханием.
– Добрый день, Ольга Владимировна, – приветствовала ее Аннушка.
– Привет, Аня, – ответила она.
– Глеб, зачем ты снял маску? – сказала Ольга, посмотрев на меня удивленным и беспокойным взглядом.
– А в чем проблема, – поинтересовался я.
Ольга взяла меня под руку и отвела немного в сторону, чтобы Аннушка не слышала наш разговор.
– Так ты можешь разрушить связь с твоим духовным идолом, – объяснила она.
– А у меня есть связь? – спросил я.
– У тебя в голове рождаются стихи Есенина? – прошептала она.
– Несколько раз было, – ответил я.
– Твоя связь с этим писателем не случайна. Все архары выбирают определенную историческую личность, которую они подсознательно ассоциируют с собой. В этот период жизни ты духовно привязываешь себя к Есенину. Вероятно, это связано и с хулиганской романтикой, любовью к родине, жизни, природе, женщине, и поиску выхода из порочного круга метаний русской души – от разгульного веселья до поиска Бога на дне стакана. В каком-то смысле ты выступаешь тотемом или ваханом поэта, ваша связь происходит через маску, которая является подобием антенны, принимающей его сигнал. Снимая лик писателя, ты разрываешь эту связь.