– Но зачем нужна эта связь? – поинтересовался я.
– Каждый рыцарь нуждается в духовном покровителе, который помогает ему преодолевать душевные переживания, связанные с делом служения. Справиться с этим самостоятельно невозможно. Чтобы заглушить душевную боль практически все рыцари крепко подсаживаются на алкоголь или наркотики. Без покровителя через некоторое время они просто превращаются в овощи. Для избегания этого нужна симбиотическая связь архара с какой-то яркой личностью в истории, которая помогает преодолеть разрыв души в результате рабочего процесса. Ты же прекрасно знаешь, чем мы тут занимаемся. Это, конечно, полностью не избавляет от алкоголя и наркотиков, но помогает сохранять человеческий вид.
Я молча надел маску Есенина на голову, а Ольга помогла закрепить защелки.
– Маску можно снимать перед сном, а надевать утром, – продолжила Ольга.
– Только во сне можно быть самим собой? – посетовал я.
– Боюсь, что в наше время быть собой привилегия, которая, пожалуй, недоступна никому даже во сне, – парировала Ольга, – надоел мне этот бал, поехали лучше развеемся, здесь становится слишком томно.
Я обернулся в сторону Аннушки, чтобы попрощаться, но ее уже там не было. Мы уже подходили к выходу, когда зал прорезал громкий гул, напоминающий то ли гудок парохода, то ли голос огромного горна. Двустворчатые двери распахнулись, и в зал стала входить коробка преторианцев с выставленными вперед и по бокам фиолетовыми скутумами и той же символикой, которую я видел на скульптуре в здании ресторана «Панорама». В центре коробки двое крупных гвардейцев вели под руки какое-то окровавленное тело в забрызганной кровью золотой маске. Я приблизился к коробке, чтобы рассмотреть происходящее. Впрочем, я уже догадывался, что преторианцы завели в зал моего бывшего руководителя Владимира Семеновича. Иван Ухгад, который стоял ближе к концу зала, дважды хлопнул в ладоши, и бойцы остановились примерно в центе танцевальной площадки. Он хлопнул еще раз, и воины из передней части коробки разошлись в стороны.
– Владимир Семенович, дорогой, ну как же вы так. Двум богам не служат. Так сказать, надо либо крестик снять, либо трусы надеть, – сказав это, Иван захихикал, после чего заливной смех всех участников рыцарского бала раскатился по залу.
Затем магистр щелкнул пальцами и преторианцы, которые заводили Владимира Семеновича в зал, сорвали с него маску. Ожидаемо под ней не был культовый советский артист, поэт и бард. Лицо человека оказалось мне незнакомым. Это был взрослый мужчина с рыжими волосами и бородой, частично прорезанными сединой.
– Эх, Владимир Семенович, оставалось совсем ничего, чтобы стать великим. Чтобы лицо на маске стало живым. Жил бы сейчас как Позер – в уважении и алкогольном, пардон, наркотическом трансе, беды бы не знал. Но выбор сделан. По Сеньке и шапка, – сказал Иван, и по залу громовым эхом вновь разлетелся смех.
Ухгад стал хлопать в ладоши, а вслед за ним рукоплескать стали все остальные участники бала, кроме меня и Ольги, возможно, еще кого-то, кто не попадал в поле моего зрения. Под аплодисменты два преторианца занесли в зал заточенное с одного края длинное бревно и установили его напротив бывшего руководителя департамента антиконтента. Двое конвоиров положили Владимира Семеновича на пол, и стали приматывать к его ногам широкие длинные кожаные ремни. Затем четверо гвардейцев положили перед бревном большой мощный камень, куда уперли кол. Один солдат встал над бревном, приподнял его двумя руками и нацелил острие между ног моего бывшего руководителя. Концы ремня взяли в руки по пять преторианцев и под команду офицера пошли к скульптуре крылатого рыцаря, медленно потянув бедолагу в направлении кола. Я не видел самого момента контакта, но услышал разрыв плоти, когда кол начал входить в тело бедняги, и отвернулся. А потом я услышал спокойный и уверенный голос Владимира Семеновича:
– Он настиг меня, догнал,