Обнял, на руки поднял.
Рядом с ним в седле беда ухмылялася.
Но остаться он не мог,
Был всего один денек,
А беда на вечный срок задержалася.
Когда я обернулся, кол уже был поднят, и подперт камнями со всех сторон. Вздернутый на нем человек уже молчал, а тело его тряслось.
– Бал продолжается. Вот Семенович уже танцует, – выкрикнул Ухгад, улыбаясь.
Заиграла музыка, кажется венгерский танец №5 Иоганнеса Брамса, и пары вновь пустились в пляс, вокруг умирающего в муках бывшего руководителя департамента антиконтента. Вырвавшись из бального зала, мне не хотелось ничего, кроме как напиться до состояния амнезии. Сцена пытки Владимира Семеновича и его последние слова не уходили из моей головы, повторяясь, словно зацикленный кусок фильма. Ольга чувствовала мое состояние, поэтому приказала своему водителю отвести нас в какой-то ресторан. Мы зашли в очередной накуренный зал, упали на диван, официантка оперативно доставила нам бутылку спирта, я, сорвав с себя маску, налил полный стакан тягучей прозрачной жидкости и залпом выпил его. Большая порция спирта практически моментально сделала свое дело. Я сильно захмелел, и пытка Высоцкаго стала казаться нереальным сном, который прочему-то причудился мне в этот странный во всех отношениях вечер. Я выпил еще стакан, и затем Ольга неожиданно предложила поехать к ней в гости. В любой другой момент я бы встретил это предложение с большим воодушевлением, но сейчас безразлично кивнул головой. Двери в подъезд красивой новостройки возле Центральной избирательной комиссии нам открыл швейцар в красной ливрее и с каким-то странным орденом в виде лилии с зелеными лепестками. Квартира Ольги располагалась на верхнем этаже с большим залом и панорамными окнами. На стенах гостиного зала висели портреты различных писателей и поэтов, среди которых я узнал Федора Достоевского, Антона Чехова, Уильяма Шекспира, Марка Твена, Владимира Высоцкаго и Сергея Есенина. В центре зала стоял довольно широкий журнальный столик и огромный кожаный диван, в который я сразу же завалился.
– Выпить хочешь? – спросила меня Ольга.
– Пожалуй, нет. С меня уже достаточно, – ответил я.
Ольга села рядом и взяли мою руку в свою ладонь. Мы просто молча сидели и смотрели в окно на заливаемый дождем древний город, который за свою историю видел много страстей, страданий и чаяний, побед и поражений, предательств и подвигов, измен и чистой любови. В какой-то момент она стала целовать мое лицо – щеки, лоб и губы, а затем стала стягивать с меня белую рубаху. Я стал помогать ей высвобождаться из школьной формы, и вскоре наши тела слились в один полыхающий страстью организм. Это были мои самые счастливые и одновременно горькие переживания за время пребывания в Кузне. С этими эмоциями я и заснул.
Райский сад
На следующий день я все же решился переехать в положенную мне по статусу служебную квартиру на Печерских липках, чтобы быть ближе к Ольге. Отсюда до ее дома было буквально рукой подать. После неожиданной близости мы не виделись несколько дней, но я постоянно думал о ней. Следующий любовный контакт произошел уже у меня в квартире, и было это еще с большей страстью и огнем, чем в первый раз, поскольку в нашей крови алкоголя было не слишком много. Взаимность окрыляла меня, делала счастливым, но при этом отдаляла все остальные цели и задачи на второй и даже на третий план. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что не хочу быть электусом – проводником копья судьбы, который нанесет удар по устоявшейся системе. У меня была любимая женщина, высокооплачиваемая работа, статус рыцаря со всеми вытекающими обстоятельствами. Да, мир, в котором я жил был весьма уродливым и даже ужасным. С каждой секундой человечество все больше всасывалось болотом потребления и затягивалось путиной бесцельного прожигания жизни, вознося на алтарь корпорации «АйДи» единственную свою ценность – свет или душу. Но мне стало плевать на это. Личное счастье в тот момент было для меня важнее блага какого-то незнакомого, к тому же глупого незнакомца, миллионов ему подобных, да и всего человечества в целом. Ольга наоборот часто говорила со мной о подвиге, который я должен совершить во благо всех. Для вида я поддерживал ее настрой, и выказывал готовность совершить судьбоносный удар, а по факту делать этого мне не хотелось. Она даже принесла к себе в квартиру мишень из дерева и сена, чтобы я мог совершенствовать навыки метания пилума. Это обстоятельство породило во мне надежду, что я смогу сбросить с себя оковы электуса. Я вспомнил, что пилум мой был сломан во время дуэли с Виндзором и пылился к шкафу рабочего кабинета, и, изобразив печаль в голосе, рассказал ей об этом. Она стала успокаивать меня, сказав, что конкретное копье не имеет никакого значение. Судьбоносным его делает поступок героя. Но я отбрасывал эти доводы, подчеркивая, что наконечник этого копья окроплен кровью Христа – и в этом его основная сила. Тогда она пообещала восстановить сломанное копье, заверив, что оно будет не хуже предыдущего. Через несколько дней она действительно передала мне мой пилум с выбитой на шаре остроконечной короной. Чтобы не огорчать ее, мне пришлось начать тренировки. И действительно, с каждым разом у меня получалось попадать в цель все лучше, а через некоторое время я добился чрезвычайной точности, поражая мишень четко в яблочко. На работе дела у меня шли ни шатко, ни валко. Я стал разрабатывать стратегии все медленнее, объясняя это начальству сложностью тем, детальным анализом и глубокой проработкой. При этом я стал чувствовать, что надо мной довлеет рок. Не могу точно объяснить эти переживания, что-то словно грызло меня изнутри, заставляло метаться из одного душевного терзания в другое. Мне стало казаться, что я схожу сума. Вместе с наполнившей моей сердце любовью в душе поселился страх, которые активно подогревали воспоминания о мучениях Владимира Семеновича. Какое было настоящее имя моего бывшего руководителя, я так и не узнал. В такие моменты я сильно пил – до потери ориентации в пространстве, до прекращения мыслительного потока и полного отключения сознания. И тогда мне казалось, что я опускаюсь или возношусь до какого-то нечеловеческого уровня, когда желания и переживания абсолютно теряют смысл. Я будто становился радиоволной, которая бесцельно несется в бесконечности навстречу ничему. Все, включая Ольгу, в такие периоды исчезали из моей жизни. А потом эту волну ловил какой-то приемник, тем самым, нарушая мою внутреннюю гармонию и равновесие, и реальность сжимала меня в своих удушающих объятиях. Так произошло и тот день, когда Леночка сообщила, что меня вызывает на рабочее совещание Уильям Виндзор. Не помню, сколько дней подряд я пил, что делал все это время, как попал на работу. Тем не менее, надо было брать себя в руки и идти на встречу. Эта мысль отрезвила меня, а в следующий момент я почувствовал дичайший холод, от которого сводило пальцы на руках и ногах. Я судорожно стал нащупывать карман на рубахе, доставать из него американские банкноты, мять и жечь их, жадно вдыхать серый мерзкий дым, а после кашлять до тошноты. Впрочем, это помогло, в короткое время я смог привести себя в относительно человеческий вид. По крайней мере, мне так казалось. Я поднялся на верхний этаж «Паруса» на лифте, и вновь попал в трехнефный сумрачный готический зал с фигурами рыцарей и цветными витражами. Меня встретила красивая обнаженная девушка, которая пригласила последовать за ней. В конце зала – за фигурой крылатого воина обнаружилась небольшая деревянная дверь с резьбой, на который был изображен полумесяц с человеческим лицом, заключенным в большой правильный треугольник. По периметру двери был сделан сложный узор, напоминающий скандинавский орнамент, нанесенный на тело змеи. Девушка открыла дверь и жестом указала мне путь. Войдя в помещение, в глаза мне ударил яркий белый свет, который был повсюду – заполнял собой все пространство. Из-за его силы и интенсивности я даже плотно закрыл глаза. А затем я услышал знакомый голос Ивана Ухгада, который звучал чуть громче и сопровождался несильным эхом.