– Что происходит в противном случае? – спросил я.
– Есенин, такие вопросы задавать канцлеру ордена рыцарей ступенчатого стола как минимум неприлично, – рассмеялся он в ответ, – но вернемся к тренду. Мой вариант выгодный еще и потому, что ему сложно что-то противопоставить. Знаешь, почему ЗАО «Генератор света» никогда не противодействует церковному контенту?
– Почему? – спросил я.
– Да потому что церковь к свету, или Богу имеет такое же отношение, как фастфуд к прима-балерине, – сказав это, Гаврик громко рассмеялся.
Не знаю, зачем, но я стал размышлять о том, какие еще тренды можно было запустить взамен «руке Кремля». Чтобы еще могло задать тон в общественно-политическом дискурсе в ближайшей, а может быть и средней перспективе? Первым мне в голову пришла тема контрреволюции или реванша. Мол, к власти хотят прийти силы, которые потеряли кресла и портфели, а и то и вовсе покинули пределы государства в результате последней революции. Но этот тренд также не отличался оригинальность по сравнению с предложением канцлера. Это было еще одним витком вечного Уробороса – любая революция всегда проходит стадию реванша. Также я поразмышлял на тему чипирования населения с целью полного контроля деятельности каждого индивидуума, и подавляющих сознание и волю вышек нового поколения мобильной связи. Однако из-за схожести этого тренда с типичным контентом «Бесогона», который не очень жалую в нашем филиале, все же решил отказаться даже от озвучивания этой идеи. Хотя, в других соседних отделениях «АйДи» этот тренд вполне мог иметь право на жизнь.
Ольга рекомендовала мне не затягивать с презентацией тренда Виндзору, поэтому на следующий день с самого утра я направился на этаж генерального директора корпорации «АйДи». Проходя по пустому центральному нефу, я подошел примерно к тому месту, где во время рыцарского бала был замучен Владимир Семенович, точнее тот бедолага, который поддерживал духовную связь с бардом. Всматриваясь в пол, я зачем-то искал углубление, которое должно было остаться от кола, или хотя бы следы потертостей от камней, удержавших его. Но на плитах не было и намека на недавнюю пытку. Впрочем, возможно, подсветка помещения, которую формировали тянущиеся по залам красные и оранжевые светодиодные нити, умело скрывала все дефекты поверхности. В голове у меня зазвучал стих:
– Я обманывать себя не стану,
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном?
Отчего прослыл я скандалистом?
Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.
Пройдя за скульптуру крылатого рыцаря, я вновь оказался у старинной резной двери с изображением заключенного в правильный треугольник полумесяца с человеческим лицом. Однако в этот раз сразу под треугольником я заметил небольшого белого кролика с овальным щитом в руке и копьем, который явно хотел атаковать лунный лик. Этот образ сильно диссонировал с общей конвой резьбы, и казался неуместной шуткой творца. Поэтому, рассматривая кролика, я улыбался. Открыв дверь и войдя в зал, я вновь был ослеплен ярким белым светом, источником которого было абсолютно все пространство. Но затем глаза стали привыкать к этому потоку, и я вновь стал замечать границы мониторов, погасшие экраны и трон в центре зала, на котором сидел натуральный крупный козел кашмирской породы, укутанный в шотландский плед. Мне показалось, что животное само испускает яркий белый свет, но, думаю, такой эффект возникал из-за того, что потоки света всех мониторов были направлены в эту область. Какое-то время Уильям Виндзор сидел в неподвижной позе и наслаждался светом, не обращая на меня никакого внимания. Но потом он все же посмотрел на меня, спрыгнул с трона и, подойдя ко мне вплотную, проблеял. Я догадался, что козел хочет, чтобы я представил ему свой тренд. И я заговорил, практически слово в слово повторив слова Гаврика. Когда я закончил, Уильям Виндзор повторил тот же трюк, который продемонстрировал мне при нашем первом знакомстве. Огромный козел поднялся на задние лапы, и внимательно всматриваясь мне в глаза, обрушил в мой лоб свои мощные рога. Я увидел вспышку света еще более яркого, чем в зале «ока потребления», которая за долю секунды свернулась в непроглядную тьму, в которую я погрузился без эмоций, чувств и мыслей. Очнулся я от какого-то невообразимого удовольствия, которое нельзя было сравнить ни с чем. Это было одновременно и моральное, и сексуальное, и физическое, и духовное, и черт знает еще какое-то удовлетворение, экстаз на пике реакции или процесса. Еще даже не отрыв глаза, я ощущал мощный поток света, который бил в меня отовсюду. Почему-то я был уверен, что поток этот был разноцветным. Я сидел на троне Уильяма Виндзора и принимал сигналы со всех светящихся мониторов. Потоки света сходились прямо в моей голове, подозреваю, что это был самая центральная точка зала, и в месте слияния всех лучшей свет действительно становился радужным. Я понял, что готов просидеть в этом кресле до скончания веков, не отвлекаясь абсолютно ни на что. Ко мне пришло осознание, что ничего в этом мире не имеет ни смысла, ни значения, ни цели. Есть только радужный поток, который освобождает от всех цепей, которыми сковывает себя человеческий разум в процессе жизни, точнее существования. А потом я услышал звук приближающихся шагов. В зал вошел человек, в котором по мере приближения я распознал Степана Гаврика в костюме канцлера. Он остановился недалеко от трона и поклонился. Мне не хотелось отвлекаться на его персону, но его присутствие стало сильно раздражать меня. Я спрыгнул с кресла и на четвереньках пошел к нему. Приблизившись вплотную, я поднялся на задние лапы и с неистовой злобой обрушил в его маску свои мощные огромные рога. От удара у меня самого потемнело в глазах, я зашатался, после чего без чувств повалился на пол. Все исчезло.