В семнадцать она пыталась бежать, шантажировав брата Абдуллу найденным у него в комнате женским бельём мужского размера и вынудив его сопровождать её, потому что согласно махраму женщина не может путешествовать одна. Хорошо, что при пересечении границы любой саудовской женщиной, пограничная служба эсэмэску шлёт отцу или мужу. Даже если муж или отец рядом с ней. Абдулла с Лейлой про это не знали. Люди Принца вовремя перехватили беглецов, разгневанный отец запер дочь дома. Сына высек. Дочь за такой проступок можно было бы и утопить в семейном бассейне, имел полное шариатское право. Но на дочь рука не поднялась, нельзя же поднять руку на копию матери. А Лейла впала в депрессию, есть отказывалась, кормили и поили её насильно, всё выплёвывала. Дошла до анорексии, того и гляди умрёт. Тут сердце Принца дрогнуло. Выделил денег– друг степей Сапсан принялся за организацию Чрезвычайного шахматного Чемпионата в полупустынном месте, подальше от натоптанных троп. Лейла повеселела, стала есть, помучилась, конечно, потому что желудок ничего, кроме риса и варёных овощей сначала не принимал. Но потом всё наладилось. Принцесса стала всерьёз готовиться к Чемпионату. А Принц-отец решил съездить в разведку на местности. Съездил. Шахматную школу в Астрахани посетил. С соколами в калмыцкой степи поохотился. На ставропольских казачек полюбовался. До точки доехал, стройку посмотрел…И пожалел, что не сделал этого раньше. Место и впрямь полупустынное, но опасность притаилась рядом, в горах. И исходила она не от неверных, исходила она от мюридской «братвы» – братьев-мусульман. Жили они между собой как-то не по-братски, не мирно. Сто двадцать тысяч преступлений за последние девять месяцев на три миллиона населения. Девушку им украсть– все равно что стакан воды выпить. Принц понял: Лейлу привозить на точку категорически нельзя. И совсем не пустить её туда тоже нельзя – опять в тоску впадёт. Вот какой проблемой был озабочен Принц, когда к нему пришёл с жалобой Абдулла.
И пока Принц слушал жалобы Абдуллы, пришла ему в голову идея шахматной рокировки. Привезти Лейлу в безопасную Элисту, пусть сидит в Сити Чесс, из гостиницы руководит учителем. А учитель под паранджой с видеокамерой на лбу и блютусом на ухе будет фигуры двигать под её диктовку. Сапсан обеспечит хорошую связь. А Абдулла пусть евнуха сопровождает, словно тот– женщина, и на играх в зрительском секторе сидит. Тоже будет под присмотром, под присмотром свободной прессы.
Принц выправил сыну медицинскую справку о начавшейся депрессии – обычное дело среди образованных саудов – и выговорил у муттавы разрешение для Абдуллы покинуть на время страну с целью лечения. Индуса о согласии никто не спрашивал. Куда он денется– паспорт всё равно у хозяина, и жалование за последние полгода не заплачено. Это не потому, что Принц – жадный, а потому что если прислуге платить деньги вовремя– половина сбежит, не попрощавшись, благодарности и преданности от индусов и филиппинок не дождёшься. Это в старые времена африканские рабы были преданы своим арабским господам как псы – христианским хозяевам. А этих сегодняшних пару раз отлупишь в сердцах – жаловаться бегут в полицию, а то и в своё посольство. Зря, конечно, бегут – правды не доищутся. Потому что слово неверного против слова правоверного мусульманина ничего не стоит. Слугу всё равно хозяевам обратно вернут. Ещё и выпорют плетьми для острастки. Десяти мастерски наложенных плетей достаточно, чтобы больше жаловаться не хотелось.
А так, без плетей, только экономическая заинтересованность и остаётся, задержка зарплаты то есть. Не меньше трёх месяцев, если меньше трёх – сбегут и не оглянутся. Если, конечно, паспорт не отобрали. Потому паспорта всех слуг-иностранцев хранились у управляющего Принца в сейфе.
В общем, евнуха Джита поставили в известность и велели пройти курс ношения абайи и хиджаба. Походка и жесты у него и без того были женственными, но, на арабский вкус, вульгарными, и Джит должен был потренироваться в скромности.