Не знаю, была ли в том моя заслуга, или же Нарин и в самом деле стало полегче, но следующие полчаса прошли довольно спокойно. Женщина лежала на полу, лишь изредка вздрагивая, одной рукой сжимала окровавленное полотенце, а другой поглаживая по впалой груди. Она избегала прикасаться к животу, а когда случайно бросала на него взгляд, по её лицу пробегала волна отвращения.
— Всё будет хорошо, — без устали повторял я, сам не веря в то, что говорю, однако почему-то уверенный в том, что это надо говорить и говорить без конца. Нарин смотрела на меня запавшими глазами, в которых не было ничего, кроме какой-то совершенно волчьей тоски и всё порывалась что-то сказать. Поначалу у неё ничего не получалось, и женщина кусала губы от бессилия, потом она ещё раз скомкала краешек полотенца, отпустила его, и сказала шепотом:
— Книги…
Я встрепенулся и наклонился к ней так низко, что моё ухо оказалось рядом с её губами. Я почувствовал запах её волос, пота, запекшейся крови, увидел, как часто билась синяя жилка у неё на виске. Зачем-то я поцеловал её в маленькую мочку уха, прикоснулся рукой к шее и произнёс еле слышно:
— Говори, Нарин. Говори.
— Книги, — ещё тише прошелестела женщина. — Много книг. Под землёй. Книги…
— Подземная библиотека, — сказал подошедший Арнау прямо у меня над головой. — Нарин говорит о подземной библиотеке, которая находится рядом с жертвенником. Там вход в аларин. Тебе туда.
— Я не могу её бросить! — внезапно исступленно закричал я. — Не могу! Я должен взять её с собой!
— Уходи, — холодно сказал смотритель мельницы.
— Пришлым… не место… — добавила Нарин, пристально глядя на меня. Мне показалось, что она цепляется взглядом за жизнь, стараясь удержаться на краю пропасти, в которую стремительно падала. Почему-то именно сейчас мне снова вспомнилось детство, вспомнилось, как мы с друзьями бродили по лесу с утра до вечера, собирая грибы и сочную чернику, перекликаясь, пугая друг друга, подначивая на какие-то совершенно безумные поступки. Возможно всё это вспоминалось мне потому, что Нарин удивительно напоминала мне Нинку, девчонку, с которой я провёл лучшие годы своего детства. А может всё дело в том, что жизнь Нарин кончалась так же быстро, как и кончился тот золотой период моей жизни.
Арнау теперь сидел на корточках рядом с роженицей и крепко держал её за запястья. Видимо, сильная боль вернулась, потому что Нарин снова начала биться в корчах, на губах её показалась кровавая пена, лоб снова заливал ледяной пот. Всё происходящее казалось мне каким-то безумием, несовместимым с реальной жизнью. Смотритель мельницы ещё раз крикнул мне, чтобы я уходил, на этот раз я не стал противиться и уже пошел к двери, но стоило мне сделать шаг за порог, как за спиной раздался звук, как будто бы лопался перезрелый арбуз. Я оглянулся, и меня едва не вывернуло наизнанку оттого, что я увидел. Кожа на животе Нарин натянулась до того, что стала прозрачной, как полиэтиленовая плёнка, а сейчас в центре она лопнула, и наружу лезло отвратительное существо, покрытое белой слизью. Я не успел рассмотреть, что именно это было, потому что в следующий момент я бросился по лестнице вниз, прочь с проклятой бумажной мельницы Крихтэ, обратно в город Эридэ и оттуда в аларин, или, как привычнее моему уху, Петербург.
С тех пор прошло много лет, многое из произошедшего тогда я забыл, а многое переплелось в моей памяти с отрывками снов, прочитанных книг, других историй. Я уже говорил о мозаике, с которой ассоциирую собственное прошлое. Так вот, некоторые её детали безвозвратно утеряны. Некоторые, не все, потому что я не думаю, что мне когда-нибудь удастся забыть имя Нарин. А даже это и произойдёт, мне никогда не забыть того, с какой поспешностью я бежал с мельницы. Снова и снова я вспоминаю события тех времён, стараясь понять, а был ли у меня какой-то шанс спасти Нарин, признаю, что его не было, однако всё равно не могу простить себе того малодушия. Иногда я смотрел на свою спящую дочь и успокаивал себя тем, что бросил ту женщину умирать ради моей маленькой девочки. Но со временем я начал понимать, что отцовские чувства это всего лишь хитрое оправдание собственной трусости. Впрочем, если я не боюсь признаться в этом, возможно, для меня ещё не всё потеряно.
Однако, я не рассказал о том, как вернулся обратно, а без этого моя история не может считаться завершенной. Итак, я позорно бежал с мельницы Крихтэ, причем бежал так быстро, чтобы не слышать криков умирающей женщины. У меня отчаянно кололо в боку, свистело в ушах, дыхание было тяжелым и хриплым, но я всё равно слышал, как она кричит. Даже сейчас я иногда просыпаюсь посреди ночи, сажусь на постели и слышу, как она стонет и зовёт меня. Кажется, её крик будет преследовать меня вечно. Я уже говорил о слуховых галлюцинациях, и, скажу по правде, в последнее время я рад этому крику, звучащему у меня в ушах. Это позволяет мне чувствовать себя живым даже здесь, под землей. Это позволяет мне помнить Нанарин. Впрочем, порой я впадаю в панику от её крика.
Но тогда, в тот день я не думал о последствиях и о скелетах в шкафу, которые рано или поздно дадут о себе знать. Я просто бежал, бежал всю дорогу до города Эридэ, а когда свернул на каменную мостовую, перешел просто на быстрый шаг. Я шел и слышал, как кричит Нарин, слышал, как где-то далеко звенят маленькие серебряные колокольчики, слышал как плещется вода в канале. У меня под ногами что-то хрустело, и я с удивлением обнаружил, что мостовая была засыпана пальмовыми ветвями. Они были сочного зелёного цвета и со свежими срезами. Не знаю, откуда они взялись, но идти по ним было неприятно, как будто бы идёшь по костям и коже только что убитого существа.
Жертвенник, о котором говорили Нарин и Арнау, я нашел быстро, правда, чтобы добраться до него, мне пришлось долго искать мост через канал. Для этого мне понадобилось пройти несколько кварталов по набережной, а потом перебраться на другую сторону по мосту, сделанному из цветного стекла. На вид он был довольно крепким, но отчего-то казался мне подозрительным. Было в нём что-то неправильное, но что, я никак не мог понять. Только когда я ступил на твёрдое стекло, я понял, что мост буквально висел в воздухе. Закреплены были только перила: цепь, унизанная стеклянными шарами, оканчивалась массивными кольцами, вкрученными в гранитные столбы по обе стороны канала. Сам мост представлял собой мозаичную пластину, которая упиралась в каменные столбы так, что непонятно было, как она вообще не обрушится под собственной тяжестью. К моему удивлению, под моим весом мост даже не прогнулся, а когда я схватился за перила, мне показалось, будто бы по моим пальцам прошел электрический ток. Память услужливо подсказала, что примерно такие ощущения я испытал когда-то давно в лесу, но я не придал этому значения, думая только о том, как бы поскорее перебраться на ту сторону.
Перебравшись через канал, я немного отдышался, вытер лоб ладонью и поспешил к мрачной серой статуе, которую приметил ещё в самом начале моего странного путешествия. Рядом с ней росло огромное дерево, которое я принял бы за дуб, если бы не странной формы листья, больше всего напоминающие листья клёна. У самых корней неизвестного дерева была дыра диаметром примерно в метр. Когда я в неё заглянул, я увидел внизу неясный свет. Под землю вела лестница с перекладинами. Я вспомнил слова Нарин о подземной библиотеке и смело ступил на ступени лестницы. Шаг за шагом я спустился вниз и с удивлением обнаружил, что нахожусь в обыкновенной библиотеке, где вместо неведомых магических фолиантов были самые обычные книги. Современные издания, словари, детективы, разговорники, словом, я оказался в обычной библиотеке, которая, несмотря на это, пугала меня до чертиков. Чтобы немного отвлечься от подобных мыслей, я взял с полки первую попавшуюся книжку и с любопытством зашелестел страницами. Это был томик с рассказами О`Генри. Почти все из них я знал, потому что О`Генри был одним из моих любимых писателей, однако два рассказа привлекли моё внимание. Но прежде чем я расскажу, чем они меня заинтересовали, я хочу пояснить несколько вещей.
Мой одноклассник имел привычку помечать прочитанные рассказы или повести, ставя аккуратную галочку в оглавлении. Эту привычку у него перенял и я, добавив к ней ещё свою манеру читать все произведения в книге строго по порядку, даже если они никоим образом не связаны между собой. Такая моя особенность распространяется не только на литературные произведения, но и на фильмы, музыку, одним словом на всё, что можно прочитать, прослушать или увидеть. Я не могу смотреть фильм с середины, даже если знаю, что в начале нет ничего интересного или важного, а если в кинотеатре мне приспичит выйти в туалет посреди сеанса, то всё удовольствие от просмотра будет потеряно. Впрочем, к кино я отношусь довольно прохладно, и моя память не задерживает даже самые любопытные моменты фильмов. Дочка часто удивлялась, как я могу не помнить содержание фильма, который смотрел неделю назад, а я давно перестал этому удивляться. Я могу помнить сотни дат, номеров телефонов, событий, происшествий, однако моя память отказывается запоминать то, что совершенно мне не интересно. Но если речь касается литературы, то тут я способен изумить сам себя. Я могу цитировать наизусть целые страницы из Гоголя, Горького, с первого прочтения запоминаю стихи, даже поэмы. Когда моя дочь училась в школе, я порой доводил её до слёз тем, что сам заучивал наизусть всё, что ей задавали на дом, а она никак не могла удержать в памяти всего несколько строк. Настя всегда была довольно тщеславной девочкой, а потому не прощала мне даже такого маленького превосходства.