— Павел, пожалуйста, помогите! Там, за мной…
— Куда собралась, гнида? — отчеканил Павел с какой-то совершенно гаденькой улыбочкой. Я в ужасе на него посмотрела, дернулась, но было уже поздно. Мои преследователи уже были у подъезда и медленно, я бы даже сказала вальяжно, поднимались по ступенькам.
— Что, набегалась? — презрительно бросил один из них, подходя ко мне вплотную. От него пахло отвратительной смесью пота, одеколона и крепкого алкоголя. Я поморщилась, и это не ускользнуло от его внимания. Он что-то проговорил на своём языке и вдруг резко ударил меня в живот. Мир на мгновение померк у меня перед глазами, я задохнулась и прикусила язык.
— Гляди-ка, не нравится, — как-то даже с удивлением сказал Павел. — Так ей, твари.
— Ты кто такой? — хмуро поинтересовался ударивший меня молодчик.
— Эта шлюха у моей матери квартиру снимает. Давно хотел поквитаться.
Кавказец кивнул и ударил снова. На этот раз удар пришелся в незакрытый кожей участок. Я тихо заскулила, зная, что если буду кричать, это только их разозлит.
Ещё удар. Ещё. Внутри что-то сдвинулось, по крайней мере было такое ощущение. Я почувствовала во рту сладковатый вкус собственной крови. Били меня неспешно, видимо, наслаждаясь этим действием. На первом этаже открылось окно, оттуда высунулась любопытная голова какой-то старухи. Увидев, что бьют всего-то какую-то дрэйку, бабка широко перекрестилась и с грохотом захлопнула окно. Из подъезда выглянул сосед с четвёртого этажа, бросил один взгляд на происходящее и поспешно закрыл дверь.
Очередной удар пришелся на шею — самое чувствительное место в нашем организме. Тут уж я не могла сдержаться и закричала в голос, рухнула на колени, ударившись о каменный пол ребрами ладоней. Удар по ребрам заставил снова взвыть, но в то же время вызвал во мне волну неведомой доселе ярости, которая затопила боль и отчаяние. Одним рывком я вскочила на ноги, и, размахнувшись, ударила Павла в грудь. Этого он совершенно не ожидал, зная меня как тихое и покорное существо, явно не способное на отпор. Удар был не слишком сильным, но он пошатнулся и сморщился, словно от обиды.
— Вот сука, — с явным удивлением сказал он и замахнулся, целясь в лицо. Я перехватила его руку, одновременно уходя от входящего в раж кавказца, и врезала Павлу коленом, так, что он не устоял на ногах. В тот же момент я осознала собственное преимущество: мы, дрэи, одинаково хорошо владеем двумя руками, не делая различий между правой и левой. Это дало мне возможности отвести удар третьего нападавшего и огреть Павла по уху. Потом, пользуясь временным замешательством противников, я перепрыгнула перила и бросилась бежать. Злость и боль придали мне сил развить такую скорость, что будь у меня свидетели, я бы послужила живым подтверждением мифа о быстроногих дрэях. Я юркнула в сквозной двор, потом ещё в один, свернула в переулок, и, наконец, оказалась на оживлённом Староневском. Здесь я была в относительной безопасности, хотя мало кто из снующих прохожих проникался ко мне дружескими чувствами. Я перешла на шаг и, всё ещё задыхаясь после быстрого бега, постаралась успокоиться.
Понятно, что домой в тот день я возвращаться не могла, но с собой у меня было достаточно денег для того, чтобы не ночевать под открытым небом. Больше всего мне хотелось вытереть с себя кровь и прополоскать горло. Переломов, судя по всему, у меня не было, но серьёзные ушибы скоро должны были дать о себе знать. Я давно заметила, что настоящая, сильная боль приходит со временем и, например, глубокая царапина начинает серьёзно болеть только через несколько часов после пореза. Не знаю, так ли это у людей, но, полагаю, что скорее всего также.
Итак, я искала место для ночлега. В крупные гостиницы, фасадом выходящие на Невский проспект, мне соваться было бесполезно, да и не особо нас жаловали в подобных местах. Ещё несколько лет назад на дверях любого более-менее приличного заведения можно было встретиться табличку "только для людей" и схематичное изображение дрэя, перечеркнутого красным крестиком. Мы не могли ездить на пассажирских лифтах (только на грузовых), в метро и электричках допускалось ездить только стоя. Теперь, конечно, с этим попроще, за нами признали какие-никакие, но права, однако всё равно посматривают косо. И дело даже не в том, что к нам не могут привыкнуть, привыкнуть-то как раз давно успели. Но нас не считают за своих. И никогда не считали. Конечно, я знала парочку людей, даже не парочку, а человек десять, которые относились к нам по-дружески, но в их отношении было больше снисхождения и покровительства, чем настоящего тепла.
Не имея возможности заночевать в гостинице вроде Паласа, я отправилась на поиски маленького отеля, коих в городе было и есть великое множество. Дойдя от площади Восстания до Аничкова моста, я свернула с ярко освещенного Невского проспекта, и побрела по набережной Фонтанки, выискивая глазами вывеску какой-нибудь мини-гостиницы. Насколько мне было известно, в этих краях отелей должно было быть не меньше десятка. Вскоре мне повезло: над каменной аркой, ведущей в проулок, красовалась небольшая табличка "мини-отель Венера". Я свернула, насквозь прошла тёмный переулок и вышла во двор с единственным мутно-желтым фонарём. Отель располагался в старом доме с колоннами и высоким крыльцом. Над крыльцом был установлен синий козырёк из толстого пластика, массивные ступени облицованы кафелем. Я не без труда поднялась по лестнице (для нас любая ступень выше двадцати сантиметров это сущее мучение) и нажала рукой на круглую кнопку звонка. Надпись над звонком "мы рады вам в любое время". Надпись над ручкой двери "24\7". Кстати, меня всегда пугали дверные звонки, звук которых я не могу услышать. Стоишь бывало, как чурбан перед закрытой дверью, жмёшь кнопку звонка и не знаешь, сломался он, или просто в помещении хорошая звукоизоляция.